— Будьте здоровы, ваше благородие, — молвил тот, выпивая залпом до дна свою чарку.
— Да ты, брат, пьешь молодецки, право, хорошо.
— А это, ваше благородие, потому, что еще угар не прошел с приезду-то.
— А, вот как; значит, трещит котел-то, что и у меня же. Ну, давай повторим: говорят ведь люди, что «клин клином вышибается».
Выпили по другой, закусили, дали и Трезору утиное крылышко.
— А ведь дождик-то проходит, ваше благородие.
— Да, в самом деле. Скоро, значит, двинемся.
Дождик скоро прекратился; небо прояснилось; выглянуло солнышко.
Охотники встали, свернули свои плащи; перекинули их на ремнях через плечо и пошли.
Пройдя лес, они вышли на луговую дорогу.
— Скоро будет озеро, ваше благородие, где мы с барином били уток.
Дорожка вскоре затерялась среди частого кустарника и охотники вступили в частый ольховый лес.
Пройдя с полчаса, они заметили, что лес редеет, и действительно, через несколько минут очутились на самом берегу большого чистого озера, поросшего по краям густым камышом.
Они выбрали такое место, которое не было закрыто камышом и позволяло видеть всю гладь озера.
Потом, встав у опушки леса за густым невысоким кустарником, в нескольких шагах от берега, прижались в ожидании. Трезор тоже насторожился.
Так ждали минут с двадцать; вдруг раздался резкий звук и в воду с шумом опустилась большая серая утка.
Быстро закружилась она по воде, громко квакая, и вскоре около нее собралась целая стая.
— Иван, — шептал тихо Навроцкий, держа у плеча ружье, — стреляй вместе со мной из обоих стволов; раньше сигнала не надо. Я тихо скажу «пли».
Навроцкий приложил ружье к плечу и выжидал момента.
Между тем утки, ничего не подозревая, весело плескались в прозрачной воде. Но вот они собрались несколько в кучу.
«Пли!..» — тихо, но отчетливо скомандовал Навроцкий и четыре ствола одновременно выбросили пламя огня, застилая дымом пространство впереди.
В то же мгновение Трезор в два прыжка очутился в воде.
Когда дым рассеялся, то на поверхности воды увидали несколько оставшихся на месте уток, из которых некоторые еще трепетно бились крыльями.
— Выпала на долю Трезора работа, — говорил Михаил Александрович, — ну, Трезорушка, послужи, родной, в долгу не останемся у тебя.
А Трезор работал в это время с таким азартом, что Иван только руками разводил.
— Вот так Трезор, ну и собака; сейчас умереть, не видывал сроду такой.
Минут через пятнадцать восемь уток были уже на берегу.
— Вот это я понимаю, охота настоящая. Ну-ка, Ванюха, приторачивай.
— Да вы, ваше благородие, зачем же сами-то, я один донесу.
— Ну, брат, это не так-то легко одному-то, как тебе кажется: в них будет больше пуда.
Они взяли по четыре утки и закинули их за плечи.
Между тем на небе показались вновь тучи и вскоре дождь ударил еще с большей силой, чем давеча.
— Эх, парень, и везет и не везет. Теперь бы и домой, да далеко.
— Верст с двенадцать будет, ваше благородие, а вот отсель недалеко есть дом, а от него с полверсты будет село. Можно будет обождать, пока пройдет дождик-от.
— Вот это дело, идем скорей… Что, Трезорынька, озяб, родной мой? — ласково трепал Навроцкий дрожавшую собаку.
Охотники накрылись плащами и быстрым шагом пошли вдоль опушки леса.
Миновав озеро, они свернули вправо; потом, обойдя пригорок, вышли на дорогу и вскоре были вблизи большого помещичьего дома, окруженного громадными гигантскими березами. Дом был старый, деревянный, двухэтажный; окна были заколочены и он производил очень мрачное, удручающее впечатление. Окружен был высоким забором.
Охотники громко постучали в ворота; со двора послышался хриплый лай собаки, которая начала метаться, бряцая железной цепью.
Через минуту в воротах показался древний седовласый старец…
Глава V. В необитаемом доме
— Кого вам надоть? — спросил старик охотников, прищуривая свои подслеповатые глаза.
— Пусти, дедушка, обогреться ненадолго, смотри, какая непогодь, — сказал Михаил Александрович.
— Пожалуйте, кормильцы, милости прошу, входите, — и старик широко отворил калитку.
В глубине широкого, сплошь поросшего травой двора был небольшой ветхий домик, в котором жил старик-сторож. Кругом были древние строения, из которых некоторые готовы были рухнуть. Они производили такое же мрачное впечатление, как и старый заколоченный дом.
Войдя в дом, Навроцкий поздоровался со старушкой, женой старика.
Потом он разделся, сняв с себя предварительно трофеи охоты, и остался в одном форменном кителе.
Старик, увидя офицера, почтительно заговорил:
— Не прикажете ли самоварчик, ваше благородие, в минуту готов будет.
— Пожалуй, дедушка, если можно!
— Сейчас, сейчас, — засуетился старик и вместе со старухой ушел на кухню.
Иван тоже разделся и присел на лавку, а Трезор, обрадовавшись теплу, растянулся под столом.
Между тем старушка накрыла старой, но чистой скатертью стол и поставила два стакана.
— Ты, бабушка, ставь еще два: будем пить все за общую компанию! — сказал Навроцкий.
— Ну, ин ладно, мой батюшка, как вашей милости угодно.
Вскоре старик поставил на стол самовар и внес из сеней крынку густого молока.
— Пожалуйте, батюшка, — сказал он, — не обессудьте, — чем богат, тем и рад.
— Спасибо дедушка, давай-ка выпьем с нами за компанию, если употребляешь.
— Редко, батюшка, теперь приходится, ну, а прежде грешен, был попивал, за то и в солдаты отдали.
Навроцкий отвинтил от фляжек чарки, между тем как Иван спросил, нет ли тарелочки. Тарелочек нашлось целых две и вскоре они наполнились разными закусками.
— Ну а ты, бабушка, может быть, тоже выпьешь с нами? — обратился Навроцкий к старухе.
— Нешто, нешто, батюшка, пожалуй, и я выпью с хорошим человеком, — и она подала две рюмки.
Беседа началась. Охотники согрелись и чувствовали себя хорошо. Старик оказался человеком бывалым, общительным.
— Откуда же вы будете, мой батюшка? — спросил он Навроцкого.
— Из Проскуровки, дедушка.
— A-а, знаю, знаю, это покойного Александра Николаевича имение-то?
— Вот-вот, самое оно. Так я приехал к его-то сыну в гости: друзья мы, вместе служили в одном полку. Да пошли сегодня на охоту, ан дождик захватил; пешком далеко до дому-то. Что, в селе, я думаю, можно подводу найти?
— Коль нельзя, знамо, можно, батюшка: коли милости вашей угодно, так я сбегаю.
— Ну полно, что ты, старина, вот у меня Ванюха слетает мало за мало живой рукой.
Между тем, угощение шло своим чередом; пили водку, потом стали пить чай с коньяком.
— Чей это дом, дедушка, и почему в нем теперь никто не живет? — спросил Навроцкий.
— А это дом князя Тугоуховского, мой батюшка, да он умер давно уж. Осталась дочка евонная, так она в Питере живет, замужем за каким-то графом. Сюда вовсе не заглядывает. Была лет с десять назад тому, а от тех пор нет. Именье-то крестьяне арендуют, а в усадьбе никого; я один только стерегу. Навернулся было один покупатель, да сумленье его взяло, так и уехал.
— В чем сомненье-то было?
— Да говорили тогда, что в доме все привиденье по ночам ходит, да свет будто в полночь светится в окошках; ну, а правда ли, я того не знаю, да и не было меня здесь в ту пору: жил я в другой деревне, а когда ее барыня продала, то я и переехал сюда.
— Это интересно… А ты, может, не можешь ли, дедушка, показать дом-от? — я тебе заплачу.
— Полно, батюшка, за что тут платить, коли интересно, так я и так покажу.
Часы показывали пять. Было еще совсем светло, но так как окна дома были заколочены наглухо, то в нем было темно. Поэтому старик взял с собой лампу.
Пройдя через двор, он остановился у парадного крыльца, вынул из кармана связку ключей и, отперев дверь, повел Навроцкого вверх по широкой деревянной лестнице, которая от ветхости скрипела под ногами.