И все таки — блестяще. Визневски использует мое тайное расследование против меня же — все выглядит так, что я виновен.
Стилсон наклоняется ко мне, что для него вообще-то нехарактерно:
— Ты обязан держать маску невозмутимости, — шепчет он, и каждое его слово — как вонзающийся в меня дротик.
— Вы сообщали о своих подозрениях вышестоящему начальству? — спрашивает Олсон.
— Можно сказать, что да, — морщится Виз. — Я имел разговор с начальником отдела внутренних дел лейтенантом Майклом Голдбергером.
Я смотрю на Виза, затаив дыхание.
— Отдел внутренних дел? Разве там находится ваше руководство?
Визневски поднимает плечи:
— Давайте сформулируем так: я время от времени передавал информацию. Официально я не работал на отдел внутренних дел — если вы это имеете в виду.
— Хорошо. Значит, вы ходили в кабинет к лейтенанту Голдбергеру?
— О-о, нет, вовсе нет. Мы встретились в одном из баров для полицейских. Он называется «Дыра в стене» и находится неподалеку от станции метро «Рокуэлл».
— Расскажите о вашем разговоре.
— Я ему все рассказал, — выкладывает как на духу Виз. — Сообщил, мол, у меня вызывает удивление тот факт, что Билли Харни частенько куда-то пропадает в рабочее время — судя по всему, сует свой нос куда не положено. То есть занимается тем, что не имеет никакого отношения к расследованию убийств.
— И что же ответил лейтенант Голдбергер?
— О-о, он заткнул мне рот. Заявил, что Билли Харни — неподкупный полицейский. Сказал, что знает его всю жизнь и что Билли — честный и прямолинейный, как стрела.
Это мой Гоулди.
Но Олсон совсем не нужно, чтобы мой облик хорошего полицейского слишком долго маячил перед присяжными.
— Лейтенант Голдбергер знает подсудимого всю жизнь?
— Да. Эти двое — закадычные друзья. Он для Билли Харни — как второй отец. Я понял, что со стороны Голдбергера помощи не будет. Он был явно предвзятым.
Олсон разводит руки в стороны.
— И что вы сделали?
— Я отправился в единственное место, куда мог пойти, — признается Виз. — Я отправился в офис прокурора штата.
Он отправился в… Он отправился к…
— Я был тайным осведомителем Эми Лентини, — добивает меня Виз.
91
Экран оживает: появляется нечеткая черно-белая видеозапись, сделанная на станции метро.
— Этот человек — Билли Харни. — Визневски сходит с места для дачи свидетельских показаний и берет в руки лазерную указку.
На видеозаписи видно, что я стою в ожидании на платформе метро — как и все остальные находящиеся на ней люди.
— А вот этот приближающийся к нему джентльмен, одетый в бежевое пальто…
Я предпочитаю называть парня Верблюжьим Пальто.
— …детектив Джо Вашингтон.
— А где в это время находились вы, лейтенант?
— Я находился по другую сторону рельс, то есть на противоположной платформе. Я пытался прятать свое лицо. Старался наблюдать так, чтобы они не заметили.
— Вы пришли туда вслед за подсудимым? Вы следили за ним?
— Да.
— И что же произошло потом?
— Ну, как вы сами можете видеть…
Визневски комментирует для судебного протокола то, что демонстрирует видеозапись, но присяжным его комментарии не нужны. Они и сами видят на экране, как Верблюжье Пальто приближается ко мне и останавливается. Мы с ним оба ведем себя так, как будто не имеем друг к другу никакого отношения. Просто двое мужчин, ждущих электропоезд. Я разговариваю по телефону — точнее говоря, делаю вид, что разговариваю, — а затем поворачиваюсь спиной к камере видеонаблюдения и к Верблюжьему Пальто.
Мы проделываем свой трюк — так естественно, как будто заранее тщательно отрепетировали. Верблюжье Пальто чихает и тоже поворачивается спиной к Визу и к камере видеонаблюдения. Теперь мы оба стоим спиной.
Верблюжье Пальто быстренько передает мне конверт.
Олсон делает на этом эпизоде стоп-кадр, чтобы присяжные могли получше рассмотреть момент передачи. Визневски возвращается на место для дачи свидетельских показаний.
— Вы знаете, какую информацию детектив Вашингтон передал подсудимому? — спрашивает Маргарет Олсон.
— Нет. Но очень хотел бы знать. Я подозревал, что Харни заметает следы, и вот он, получается, тайно встречался с кем-то из отдела внутренних дел.
Именно так, потому что мы пытались вывести на чистую воду тебя, Визневски. Мы хотели вывести на чистую воду мой «хвост» — то есть того, кто вел за мной слежку.