«Второй шанс, — сказал мне отец в тот день, когда пытался уговорить меня скрыться от правосудия в Мексике. — У тебя есть второй шанс. У меня есть второй шанс».
Мне хотелось бы думать, что он был искренним, когда произносил эти слова, — что он и в самом деле собирался вывезти меня из США в Плая-дель-Кармен, а затем в Южную Америку, а вовсе не замышлял загнать мне пулю в мозг где-нибудь на полпути между Чикаго и мексиканской границей.
Хотелось бы верить, что он и в самом деле возлагал надежды на второй шанс.
Но я не принял его предложение. Поэтому вчера ночью он прислал в мой дом убийцу, чтобы снова попытаться ликвидировать меня.
Я никогда не узнаю, что он замышлял. Я больше никогда не стану разговаривать со своим отцом.
104
Когда отец вошел в спальню и встал рядом с Гоулди, я понял, что живой из этой ситуации Эми уже не выбраться. Они, возможно, надеялись, что сумеют уговорить меня присоединиться к их банде. А вот Эми? Она увидела слишком много. Она была прокурором, который в своей профессиональной деятельности строго соблюдал законы и правила. Она была прямолинейна, как стрела. Кроме того, она никому в этой спальне не приходилась родственницей. Надежды, что она будет держать язык за зубами, очень мало. А значит, они не могли оставить ее в живых.
— Прости, что не доверяла тебе, — прошептала Эми дрожащим голосом.
— А ты прости, что не доверял тебе, — ответил я. — Я люблю тебя, Эми. Я очень сильно тебя люблю.
Отец, входя в спальню, посмотрел на труп Кейт как на спящего на тротуаре бомжа. То, что Кейт уже мертва, его, конечно же, не удивило: через подслушивающее устройство он наверняка слышал все, что происходило в комнате. Он покачал головой с таким видом, как будто был сильно разочарован.
— Поздравляю, папа, — сказал я. — Дай-ка угадаю сам. Маргарет собирается назначить тебя суперинтендантом полиции. А твоим заместителем станет Майк Голдбергер.
Отец ничуть не смутился. Он всегда старался в любой ситуации оставаться невозмутимым.
— Если ты хочешь, чтобы я извинился за то, что все эти годы стремился обеспечивать благополучие своей семьи, то я не стану, — заявил он.
— Обеспечивать благополучие за счет взяток и вымогательства?
— Сынок, ты не…
— Кроме того, мамы давно нет в живых, а твои дети давно выросли. Так чье же ты, черт побери, обеспечивал благополучие, кроме своего?
Отец не шутил: извиняться он и в самом деле не собирался. И не потому, что ни о чем не сожалел, а просто не любил казаться слабым.
Он выставил руку вперед:
— Я… не хотел, чтобы события приняли такой оборот. Но для тебя уже слишком поздно, сынок. Уже слишком поздно для нас. Гоулди прав. Ты сможешь получить в полицейском управлении любую должность — какую только захочешь. И вы с Эми сможете жить счастливо.
Он, наверное, показался бы мне более убедительным, если бы не стал говорить последнюю фразу, намекая, что Эми останется жить. В глубине души — если знал меня достаточно хорошо — он наверняка осознавал, что я не стану сообщником для него и Гоулди. И это означало, что своими словами он вовсе не пытался уговорить меня. Он старался успокоить собственную совесть: чтобы перед тем, как меня убить, да и после того тоже (то есть всю оставшуюся жизнь), можно было говорить самому себе, что он давал мне шанс.
Я переместился в такое положение, чтобы заслонить собой Эми. Завел руки назад и крепко обхватил ее.
— От меня они в любом случае избавятся, — прошептала она мне на ухо. — Но они не хотят убивать тебя. Спаси хотя бы себя, Билли. Скажи им то, что они хотят услышать.
— Нет, — прошелестел я одними губами. Я так сильно дрожал, что едва мог говорить.
— Ты нужен Пэтти, сынок, — уговаривал отец. — Ты же знаешь, как сильно она привязана к тебе. Она всегда любила тебя. Не заставляй меня делать это. Переходи на нашу сторону.
Я посмотрел ему прямо в глаза. В подобной ситуации меня, конечно же, должен был охватить страх, но я не чувствовал ничего, кроме ненависти.
— Нет, — отказался я.
Эми положила мне голову между лопаток. Я спиной почувствовал, как сильно бьется ее сердце. Я полностью закрывал ее своим телом и держал обеими руками.
— Я так сильно тебя люблю, — прошептала она. Она впервые сказала мне заветные слова.
Отец подошел к мертвой Кейт и забрал ее пистолет.
Затем приблизился к кровати, держа наготове пистолет Кейт. Гоулди встал рядом с моим пистолетом в руке.