Выбрать главу

– Тогда очень осторожно разрежь на ней покрывало, – попросила мэги Пэй. – Не хочется мне, Светлейшей, руки пачкать о всякое дерьмо.

Вздохнув, Голаф секунду помедлил, будто собираясь решимостью. Сделал шаг к саркофагу и, проткнув покрывало между ступней умершей, начал неторопливо рассекать ткань снизу вверх, к изголовью погребального ложа. Сначала в разрезе шелка показались сандалии с нефритовыми пряжками в форме змеиных голов и икры ног Нифхтеи. К изумлению франкийца их не тронуло тление, лишь неглубокие морщины портили кожу погребенной тысячи лет назад. От этого невероятного открытия рука Голафа слегка задрожала, но он продолжал осторожно рассекать ткань, вышитую золотыми нитями. Дошел острием до коленей либийки, и тут же Астра и Верда одновременно почувствовали нарастающее присутствие чужой магии, пугающей как лютый, звериный вой.

– Питха сучья! – разволновавшись, выругалась дочь Варольда. – Голаф, быстрее! Режь быстро! – прикрикнула она, теряя остатки терпения.

Меч франкийца в одно мгновенье распорол покрывало до верха, и края шелковой ткани разошлись, являя тело последней наложницы Кэсэфа. Она отнюдь не выглядела умершей в далекие времена – была свежа и молода. Ее лицо безупречной красоты лишь слегка портила восковая желтизна, иссиня-черные волосы лежали на лбу и щеках тонкими изогнутыми змейками. Диадема с крупными алмазами чудесно отражала синий блеск светляков.

– Ключ, – напомнила госпожа Глейс Астре.

Та наклонилась, разглядывая маленькую шестигранную пирамидку, зажатую в левой руке либийки.

– О, Рена Добрейшая! Она смотрит! – сдавлено произнес бард из-за спины мэги Пэй. – Она – прямо на меня!

Астра, уже почти дотянувшаяся до ключа, отдернула руку и увидела, что глаза покойницы открыты. Огромные, черные, будто куски угля, они смотрели куда-то мимо мэги, холодно, глубоко, до самых корней души. Дочь Варольда сделала шаг назад, расставив в стороны руки и оттесняя Голафа к открытой двери.

– Глейс, достань «Слезы Эты»! Быстро! – крикнула Астра растерявшейся подруге.

– Не поможет, – отвергла Верда, но заскрипела застежкой сумки.

– Я говорю – «Слезы Эты»! – настояла мэги Пэй, заслоняя собой друзей от встававшей медленно из гроба Нифхтеи.

– Мужчина с золотыми волосами, – произнесла наложница Кэсэфа по-либийски. – Иди сюда. Иди ко мне. И ты, северный воин, не стой там одиноко, – она улыбнулась, переведя черные влажные глаза к Голафу.

Леосу, не понимавшему древнего языка, ее слова показались сладким волнующим стихом, и сразу где-то в глубине сознания открылся их смысл.

– Нифхтея… Прекраснейшая из женщин… – прошептал он и, отталкивая Астру, шагнул к саркофагу. – Я иду…

– Пернатый, – невнятно пробурчал Каррид Рэбб. – Не надо, пернатый… – он глянул на либийку, уже вставшую в полный рост, и следующие его слова застряли в сухом горле.

– Мертвая дрянь! – вскричала мэги Пэй, формируя между ладоней фаерболл и одновременно понимая, что такая нехитрая магия бесполезна против поднявшейся из гроба высокой госпожи. Шар пламени метнулся вперед, ударил в грудь Нифхтеи и бесследно исчез, не брызнув даже искрами.

– Схватите ее, мои верные воины! – либийка сошла на пол. Левую руку с шестигранной пирамидкой она по-прежнему прижимала к груди, правую – гневно вытянула к дочери магистра. – Волоките ее сюда! За уши! За волосы!

Леос, посерев лицом, двинулся к мэги Пэй. Следом за ним пошел Голаф. Он угрожающе занес меч. Только Каррид Рэбб еще несколько мгновений боролся с чарами, завладевшими его друзьями, тяжело вздыхал, тер кулаками слезящиеся глаза и щеки.

– Эй, да вы обезумили! – пронзительно вскричала Астра, увернулась от растопыренной пятерни барда, и отпрыгнула в узкий проход между двух гробов. – Голаф! Леос! Боритесь же! Вспомните самих себя! Вспомните меня! Мэги Глейс! – уговаривала она, пятясь к стене и негодуя, на Верду неспособную разобраться с несколькими склянками в сумке.

– Все для тебя, прекраснейшая Нифхтея! И мои стихи… и сердце мое для тебя, – бормотал Леос ватными губами, стараясь дотянуться до прыткой незнакомки, отскочившей за саркофаг – он уже не узнавал в ней когда-то любимую мэги Пэй.

Франкиец, являя куда большую ловкость, взлетел на гранитную плиту, и замахнулся мечом, чтобы нанести точный удар, но отчего-то замер, натолкнувшись на взгляд прозрачных глаз Астры, таких знакомых, похожих на теплые капли эля.

– Что ты там возишься! – вскричала мэги Пэй, озираясь на Верду и неторопливо приближавшуюся к «сыну» Балда Нифхтею.

– Нет у меня «Слез Эты»! – отозвалась Глейс, выворачивая сумку на пол.

Либийка остановилась и повернула голову, не ожидая увидеть за высоким саркофагом еще одну противницу, сидевшую на корточках и разбиравшую свитки и пузырьки.

– Я высушу, выжгу твою кровь! – гневно сказала она и зашептала слова заклятия. В воздухе появился багровый с черными жилами шар.

Поставив перед Леосом и Голафом широкий айсщелид, Астра отбежала на несколько шагов в сторону, сбила фаерболлом магический шар либийки и приготовилась отразить еще одну атаку. Мэги Пэй еще надеялась, что Верда найдет необходимое снадобье – нужно было выиграть только немного времени.

– «Слезы Эты»! «Слезы Эты»! – стонала госпожа Глейс, перебирая большие и маленькие пузырьки и содроганием глядя на проклятую наложницу Кэсэфа, медленно приближавшуюся к ней. Тут Верда вспомнила про застегнутый карман. Дернула бронзовую пуговицу и схватила хрустальный сосуд.

– … гудеас-воэта-диан-спелл! – пропела она, срывая пробку и брызгая священной жидкостью на Нифхтею.

Вставшая из гроба взвизгнула, громко, до боли в ушах. Попятилась, оседая наземь. На местах попадания «Слез Эты» начала съеживаться, отваливаться сухими лоскутами плоть. Обнажились старые желтые кости.

– Дай мне! – сказала Астра, подбежав к госпоже Глейс и выхватывая у нее пузырек хрусталя. – Саэкред! Саэкред-гудеас-воэта-диан-спелл! – бросила заклятие дочь магистра, щедро обливая либийку чудодейственными «слезами богини».

Уже беззвучно Нифхтея корежилась на полу, пока от ее прекрасного тела не остались голые кости и горки смрадного праха.

– Моя божественная повелительница! Моя Нифхтея! – глухо произнес Леос, с полными горя глазами склоняясь над ее останками.

– Одумайся, бард! – Астра поймала его за воротник и потянула, стараясь поставить на ноги.

– Она мертва, Леос! Мертва тысячи лет! – Верда подошла к нему, но музыкант, словно не видел мэги, блуждая взглядом то по праху либийки, то по стенам, блестящим серебряными узорами.

– Леос, она мертва! – повторила госпожа Глейс, коснулась его бледной щеки, но бард оттолкнул ее ладонь и вскрикнул: – Нет!

– Сукин пес! – Верда с неженской силой хлестнула его по лицу, оставляя красные жгучие следы пальцев. – Нет ее больше! И никогда не было для тебя! Все, что ты видел – это тварь Некрона, поднятая нечистой магией! Понимаешь?! – она еще раз ударила его по лицу. – Ты понимаешь?!

После этого он будто пришел в чувства: часто, размашисто закивал головой, поглядывая на госпожу Верду с боязнью, как нашкодивший щенок.

– Как ты, Голаф? – спросила Астра, все это время внимательно следившая за рейнджером, который безучастно стоял на одном из саркофагов.

– Шет разум помутил, госпожа Пэй. Прости, – он убрал меч в ножны, переступив через рубиновую печать мэги Верды, спрыгнул вниз. – Я же, вроде на тебя бросался?

– Да ты не вроде бросался – ты хотел меня убить из-за этой дохлой твари, – скривившись в невеселой усмешке, Астра наклонилась и взяла шестигранную пирамидку из костяных пальцев Нифхтеи. – Ведь похожее случалось уже… в святилище Абопа на Карбосе. Так-то, франкиец. И может случиться еще. Проткнешь меня когда-нибудь своей железякой. Такого я тебе точно не прощу. А как вы, святейший Балдаморд? – больше не заботясь о душевном состоянии Голафа, она подступила к анрасцу.

– Я… хорошо. Теперь хорошо. Но было мне дурно, от Кэсэфовой девки. Ум чего-то пьяный стал, как от мутного пойла, что наши ведьмы варят в пещерах, – анрасец помотал головой, словно взбалтывая ее разжижившееся содержимое, и вдруг вспомнил о волшебной баклажке, схватил ее, поторопился отвинтить пробку. – Госпожа Пэй, а вина-то прибавилось! Снова полная наша посудина! Ай, да госпожа Пэй! – он цокнул языком и отпил несколько глотков, потом с неожиданным сочувствием протянул сосуд Леосу. – На, отведай, пернатый. Вижу, тебе пришлось дурнее всех. Попей для умственного здоровья.