Майор потер уставшие глаза, лицо, затылок и сел за стол. В рабочем блокноте появилась карандашная запись: «— месть? — второй в голову?!»
Глава 15
Покі Юрка не меў чына, быў нішто сабе дзяціна
… Порывы ветра клонят вершины деревьев, заставляя их жалобно протягивать ветки с немногочисленными желтыми листьями, словно руки умоляющих о чем-то женщин. Такие же стройные гибкие и… печальные.
Здесь внизу затишек. Осенний лес. Опавшие мокрые листья. Стихли трели и щебет птиц. Не зудят бомбардировщиками комары. Жалящие порой мошки, атакуют, молча и без жалости. Тишина, нарушаемая только шумом ветра. Сырость. Пахнет прелью, грибами и неистребимым в условиях партизанки запахом давно немывшегося и нестиравшегося мужика.
Группа шла парами. На пределе визуального контакта. Головные останавливаются каждые две-три минуты. Осмотреться, вслушаться в шорохи, выделить искусственный звук. Чавкающие шаги на сырых местах заставляют морщиться.
В эту пору лес начинает превращаться из друга в предателя. Как ни старайся, а следы останутся.
По-умному лучше бы не высовываться из схрона лишний раз. Вот только кто знает, какой раз лишний, а который нет?
Советы в последнее время всё чаще используют егерские группы. Не дай Бог, если в окрестностях сейчас работает такая. Никакие предосторожности не спасут от прослеживания всего маршрута. Конечно, выйти на бункер вряд ли смогут — не зря путали следы словно зайцы, но район определят.
На отдых остановились в одном из дотов. Метрах в семистах от дороги. Одиннадцать таких бетонных коробок перед войной настроили и поляки, и Советы. Вбухали в никуда кучу денег и материалов. Не пригодились огневые точки. Сначала Красная Армия «освободила» без боев. Через два года немецкий блицкриг не дал времени на занятие обороны. В сорок четвертом немцы смотались из очередного «мешка» бросив кучу запасов и оружия. «Добрые люди» растащили всё до последнего гвоздя. Остались голые стены и стальные двери. Теперь сухие, но холодные помещения с отличным обзором — временами использовались Сопротивлением. Когда для наблюдения, а когда вот как сейчас — для отдыха.
Ломоть черствого крестьянского хлеба с маленьким кусочком сала. Пара больших глотков воды. Усталые ноги на стену, немецкий ранец под голову и можно подремать, или хотя бы изобразить спящего.
Командовавший группой глубоко вздохнул, устраиваясь поудобнее. Старая офицерская куртка плохой матрас. Уже через пару минут цементный пол начал тянуть через тонкую ткань тепло.
«… Обзавестись бы русским «ватником». Жаль нельзя. «Офицер — пример для подчиненных». И так дисциплина ни к черту. Сидение в бункере, не способствует подъему морального духа. Скорее разложению. Двадцать четыре часа в бетонной яме вместе с подчиненными. Такая теперь жизнь…»
На посту сменились Вилли с Мацеем. Полчаса отдыха истекли.
— Ўздым. Вылучаюцца да дарозе! Парадак прытрымлівання ранейшы![57]
Бывший унтер-офицер довоенного Войска Польского, преподаватель физкультуры наставницкой семинарии, лейтенант Краевой самообороны, а теперь командир отряда Беларуской Освободительной Армии Лявон Валович вел группу к месту будущей засады…
… Позавчера в тайнике появилась записка: «Каханы! Я так па табе сумавала! Заўтра на нашым месцы»[58]. Связной из ближней вёски просил о встрече.
На хуторе вместе с хозяином их ждали ещё двое местных. Лесному командиру такая массовость испортила настроение. Чем меньше людей знают тебя в лицо — тем безопаснее. Так, когда-то в далекой Германии, учил их обрюзгший от пьянства гауптман-абверовец. Вот только как это объяснить местным землепашцам? Им до конспирации и дела нет. К сожалению, ошибку, если что, чекисты объяснят. На почках и ребрах.
Встречали бойцов «Черной кошки» накрытым столом. Свежий хлеб, жареные грибы, молоко, сметана. И главное блюдо — большая сковорода топленого сала с картофельными блинами-драниками. Ну и естественно бутыль мутноватого «бимбера».
«Холера в дупу! Будут на что-то дрэннае уговаривать!». Но это его клопаты. Бойцам такой стол в радость.
Выпили. Закусили. Снова выпили. Поговорили о погоде. Выпили и понеслось:
— Скажи, командир, ты человек образованный, свет повидал. Небось, радио каждый день слушаешь…
Савося перебивает Михась Барткевич: