Зал полон магов. Они сидят около кристаллов, положив на них ладони — питают энергией. Кое-кто лежит на полу, отдав практически все — до последней капли.
Что здесь происходит?
— Господин Рейдру, присоединяйтесь! — раздается команда, едва они появляются.
Маг кивает и, разом забыв про Анни, бросается к одной из женщин — белой, как…молоко.
— Сколько? — спрашивает он.
— Полчаса. Боевые маги на месте. Пока не разобрались.
— Меняю, — решительно говорит маг.
Надо же, как преобразился этот тщедушный, вечно недовольный ворчун. Он как будто стал выше. Анни заметила, как все, едва он вошел, воспряли духом.
Господин Рейдру положил руки рядом с руками женщины. Через мгновение та, глубоко вздохнув, убрала свои, уступив место магу.
— Пополнение, — пробормотала она, увидев Ани. — Вы — госпожа Лаапи?
— Да. Добрый день.
— Это потом, — женщина на мгновение устало прикрыла глаза, вздохнула, но тут же вновь посмотрел на Анни. — Сначала документы. Допуски. И — присоединяйтесь к нам.
Вчерашняя студентка кивнула.
— Я — госпожа Ингольф. У нас внештатная ситуация. Кто-то повредил защитный контур. Мы держим его на своих силах.
— У нее магический потенциал прекрасный, — сообщает маг.
Бисеринки пота выступили у него на лбу.
— Пойдемте со мной. Быстрее!
Анни кивнула.
«Ингольф. Такую фамилию носят герцоги на юге. Как тут все интересно…»
Они пересекли зал. Женщина приложила ладонь к каменной стене, за которой оказался совершенно обычный кабинет.
— Читайте, — достала она из сейфа пачку бумаг. — Ваш контракт. Обратите внимание на пункты о неразглашении.
Что-то грохнуло. Стены качнулись…
— Подписывать придется кровью.
Холодный металл рычагов управления медленно нагревался под уверенной рукой — сургенг стремительно набирал скорость. Суровый, неприветливый край всегда был удивительно созвучен самым глубоким, самым потаенным уголкам души. Почему-то именно здесь он чувствовал себя…дома. Своим.
— Сын… Ты женишься когда?
— Отец, ну, ты нашел время! — Дан Айварс поджал губы.
— Тебе всегда не время, — ворчал наместник. — Как и братьям твоим. Мама нервничает. Я, знаешь ли, не люблю, когда она переживает. Все больше — когда любимая радуется.
— Ты меня сдернул с места службы! В глушь, где добровольно живут только лишь полярные медведи и род Айварсов.
— Вот не надо на Север!
— Я люблю Север, но это правда. У нас к тому же диверсия.
— Не первая и не последняя.
— Мы несемся, не зная, не рухнет ли все к ледяному Храону, а ты спрашиваешь: когда я женюсь?
— Да.
— Отец. Ты бесподобен.
— Не меняй тему. Привез девушку — женись.
— Если ты не понял, я собирался жениться на другой. Я влюбился, между прочим.
— Да вы познакомились всего месяц назад, когда тебя ко двору вызвали.
— С госпожой Лаапи — и того меньше.
Дан Айварс вздохнул. Любовь к трогательной, нежной и прекрасной Илзе, вспыхнула в его черством сердце так внезапно, так неожиданно… А потом исчезла — легкими снежинками Севера.
Удивительно.
Что это было?
Весна? Потребность в тридцать пять ощутить, наконец, то, что он никогда не испытывал? До того, чтобы писать стихи и мучиться бессонницей он, хвала северным богам не дошел, но… Жениться собирался всерьез. Быть преданным до последнего вздоха. Дать свое имя. Но стоило лишь заговорить о том, что он не собирается оставаться в столице, и солнце любви Илзе зашло за снежные вершины. Те самые, которые он собирался бросить к ногам единственной и неповторимой.
А потом — бумаги, отставка, перевод на Север. Совещания с королем, программа обеспечения региона, разработка артефактов, сборы, закупки. На «земле Айварсов» творилось что-то неладное — отцу нужна была помощь.
Ильзе не предупредила, что разрывает помолвку. О любви они тоже… не говорили. Его невеста устроила трогательное представление на вокзале — такое же нелепое, как она сама.
Он попытался представить ее в роли спутницы жизни. Вот, к примеру — вздрогнула земля Севера, как сейчас. Как бы вела себя его супруга? Он вспомнил маму. Ее встревоженное лицо. Как она, кивнув мужу с сыном, потянулась к амулету связи. И можно было быть совершенно уверенным в том, что она все организует. Людей разместят и накормят. Все будут при деле. Никаких постановочных обмороков, которые наверняка устроила бы Илзе. Устроила бы! А ему как в глаза родителей смотреть? И почему он об этом не задумывался? Ни разу?