Гартман хотел что-то сказать, но Кайл жестом остановил его.
– Давайте не будем попусту терять время, господин генерал.
– Не называйте меня так, – раздраженно произнес Гартман. – Я не люблю этого.
Кайл улыбнулся.
– Как угодно.
Его взгляд скользнул по мониторам. Гартман почувствовал, что он что-то ищет, но не находит. Затем Кайл повернулся, обошел письменный стол и склонился над терминалом компьютера.
Он нажал какую-то кнопку, затем, помедлив, еще две-три. Его взгляд был сосредоточен.
– Что вы там делаете? – обеспокоенно спросил Гартман.
– Я боюсь, что уже ничего не поможет, – сознался Кайл. Он покачал головой: – Удивительно. Такая примитивная система – и такая эффективная.
Кайл поднял глаза, серьезно посмотрел на Нэт, затем мимолетно на дежурного офицера, отступившего к двери, и снова обратился к Гартману.
– Я думаю, нужно знать код, чтобы войти в программу.
– Может быть, – угрюмо произнес Гартман.
– Скажите его, – потребовал Кайл. Гартман ошеломленно взглянул на него.
– Вы с ума сошли?
– Вы все еще не поняли, Гартман, – вздохнув, сказал Кайл, – что мы с вами действуем в данный момент заодно. Поверьте мне, – он показал на компьютер, – бессмысленно посылать эти ракеты. Если бы мы имели достаточно времени, они никогда не достигли бы своей цели. Вы думаете, это так просто? – он покачал головой и сам ответил на свой вопрос: – Конечно же, нет. И вы это знаете. Вы солдат, Гартман. Хороший солдат. Вы знаете так же хорошо, как и я, что власть, имеющую опыт ведения войны в течение тысячелетий, не так легко победить. Вы действительно верите, что ваша штаб-квартира находится в безопасности? Или ждете, пока кто-нибудь ее разрушит?
Гартман не ответил. Нет, он не верил в это. Никто из них не верил. Все понимали, что их отчаянный план нереален. Но другого у них не было.
– Идею предложил Стоун, – сказал Гартман с видом упрямого ребенка.
– Стоун, – спокойно и серьезно ответил Кайл, – их раб. Не более чем послушное орудие.
Он снова повернулся и опять указал на компьютер на письменном столе Гартмана.
– Есть три возможности, Гартман, – сказал он. – Первая: я уничтожаю этот прибор! Но я не могу этого сделать, так как он может нам понадобиться. Вторая возможность: я ничего не предпринимаю, а вы смотрите, как господа из Черной крепости уничтожают сначала ваши ракеты, затем пусковые установки, и после этого всю вашу крепость. Но я не хочу допустить этого, потому что тогда бессмысленно погибнут люди. К тому же эта станция чрезвычайно важна и нельзя позволить ее разрушать.
– А третья возможность? – спросил Гартман, когда Кайл замолчал, с ожиданием глядя на него.
Во взгляде Кайла отразилось нечто необычное. На мгновение левая половина его лица превратилась в сплетение наливающихся белых жил, двигавшихся одна за другой под кожей как уродливые черви. Нижняя челюсть выдвинулась вперед, и Гартману показалось, что вместо глаз он видит сверкающий фасеточный объектив величиной с кулак. Жуткое видение тут же исчезло.
– Третья возможность, – пошевелившись, сказал Кайл, – состоит в том, что вы уничтожите компьютерную программу.
– Почему… это должен сделать я? – Гартман говорил с трудом. Как будто во рту стало сухо и больно.
Гартман посмотрел на Нэт умоляюще, но жительница пустыни лишь вопросительно посмотрела на него. Нэт стояла позади Кайла и не заметила происходивших на его лице ужасных превращений. Гартман поднял руку и с обвинением указал на Кайла. Его пальцы дрожали, удары сердца были медленными и резкими, так что каждый удар отдавался во всех конечностях. От страха он потерял контроль над собой.
– Вы пришли сюда и требуете, чтобы я вам помог? – прохрипел он. – Ради… всего, что вы сделали?
Кайл взглянул на мониторы на стене, как бы убеждаясь, осталось ли время на такой пустяк, как разговор с Гартманом.
– Что я сделал?
Гартман хотел закричать, броситься на Кайла с кулаками. Но он не сделал этого, а стоял дрожа и смотрел на мега-человека, который стал уже не мега-человеком, не человеком и не джередом, а каким-то новым видом, представляющим собой нечто совершенно непонятное и ужасное.
– Я не знаю, кто вы, Кайл, – прошептал Гартман. – Знаю, кем вы были, а не знаю, кто вы теперь. Впрочем, вряд ли имеет смысл это вам объяснять.
К его удивлению Кайл улыбнулся, и Гартману хотелось в этот момент принять его улыбку за искреннюю.
– Я понимаю, о чем вы думаете, Гартман, – сказал Кайл.
Его голос звучал спокойно, даже мягко. Кивком головы и жестом он дал понять Гартману, как будто испуганному ребенку, что все не так плохо.
– Вы ошибаетесь, Гартман. Вы думаете, что мы что-то делаем с вашими людьми. Но это не так.
– Вам доставляет удовольствие издеваться надо мной? – пробормотал Гартман. Прежде чем Кайл ответил, он неожиданно закричал: – Десять тысяч человек, Кайл! Десять тысяч мужчин, которые лежат там, внизу. Вы превратили их… в монстров.
– Мы спасли их, – спокойно ответил Кайл. Но Гартман уже не слышал, продолжая пронзительным, срывающимся голосом:
– Они еще были детьми, Кайл! Они верили нам, понимаете? Они не были уверены, что кто-нибудь из них когда-то проснется, но мы сказали, что будем присматривать за ними, и они нам поверили. А вы, вы… превратили их в монстров.
Кайл молча посмотрел на него несколько секунд, и в его взгляде появилось выражение искренней глубокой печали.
– Не мы сделали это, Гартман, – тихо произнес он. – Вы сами это совершили. Машины, отправившие их в глубокий сон, усыпили лишь их тела.
– Неправда! – воскликнул Гартман.
– Это правда, – сказал Кайл спокойным сожалеющим тоном. – Я знаю это, потому что они часть меня самого, так же, как и я сам – часть их. Вы усыпили их тела, а их мысли бодрствовали. – Он слегка наклонился вперед. Голос стал настойчивым: – Пятьдесят семь лет, Гартман. Пятьдесят семь лет взаперти, здесь, в помещении.
Он коснулся указательным и средним пальцем правой руки виска.
– Глухие, слепые и немые, отрезанные от всех впечатлений, от всякого чувства, ощущения, обоняния, вкуса, осязания. Они ни разу не испытали боль. Многие сошли с ума. Вы уже забыли, как многие проснулись невредимыми внешне, но перегорев внутри? Ваши машины не справились. Вы послали десять тысяч этих юношей прямо в ад.
– Ложь! – закричал Гартман. Он вскочил, сжал кулаки с намерением наброситься на Кайла, но остановился. – Это… неправда! – произнес он. – Я тоже спал. Я спал девять или десять лет. Я должен был это знать.
– И вы это знаете, Гартман, – сказал Кайл. – Подумайте. Ваше сознание вытеснило все из памяти, чтобы не сломать ее, но она присутствует. Девять лет тьмы, Гартман. Девять лет одиночества и пустоты. Крики, без возможности закричать. Вспомните, – вы действительно этого не помните? Или вы не верите мне?
Гартман задрожал сильнее. Что-то дрогнуло в нем. Это было чувство в его мыслях, воспоминание о другом воспоминании, более глубоком, уже похороненном в глубине души. Боль ужасная, которую невозможно описать словами, ужас, переходящий всякие пределы возможного. Одиночество. Пустота. Тьма и чернота, такая бесконечно глубокая тьма и такая бесконечно большая, пустая чернота…
– Но почему я… не стал… сумасшедшим? – пробормотал он. – Я и другие, которые проснулись?
– Некоторые стали, – ответил Кайл. – К тому же, наверное, десять лет – срок небольшой. Вы смогли перенести столько, поэтому вы удивлены. Это правда, Гартман, и вы знаете. Души этих людей находились в плену пустоты и черноты, они выходили оттуда в поисках того, что сможет разделить их боль, и они нашли это. Вы все еще не понимаете? Эти люди пошли не за джередами. Они сами сначала создали джередов. Это терзающиеся души всех этих мужчин, Гартман, которые слились с сознанием молодых самок и создали нечто новое, прекрасное. Они думали, что у них отнимут нечто, но это не так. Они кое в чем выиграли, Гартман, обрели нечто бесценное.