– Нет! – Кристина всхлипнула. – Нет!
Но он как будто не слышал.
Слезы выступили на глазах, брызнули фонтанчиками, как у клоуна из цирка. Было больно, до жути обидно и как-то… мерзко. С каждым толчком в ее тело вливалось отвращение, будто Алексей накачивал ее им.
Сквозь пелену слез Кристина заметила железный контейнер перед собой, потянулась к нему, попыталась придвинуть к себе – непроизвольно, спасаясь от кошмара, пытаясь вернуться в райские кущи из того ада, куда была низвергнута.
Стоило ей коснуться его стенки пальцами, как в подушечки толкнулось живым пульсом. И отдаленным, словно воспоминание, теплом.
Ощущение бесконечной любви, смутное как сон, смешалось в ней с омерзением. Густой, страшный коктейль, от которого кружилась и болела голова.
Кристина попыталась набрать воздуха в легкие, но в этот момент, Алексей резко вышел из нее и развернул ее лицом к себе.
Он так и не разделся. Пиджак, белая рубашка, отглаженные брюки – и торчащий из них член с разводами крови на нем.
– Действительно невинная, – с удовлетворением сказал Алексей. – Молодец, сохранила себя для мужа. Тем лучше.
Он подхватил ее под локоть и потащил к кровати, приглашающей продолжить своей снежной белизной простыней. Толкнул ее вперед, а сам неспешно стянул пиджак, галстук, расстегнул рубашку.
Онемевшая от отвращения и ужаса Кристина села на край, глядя распахнутыми глазами на то, как аккуратно он вешает брюки на спинку стула, по одному снимает носки и так же прилежно выкладывает их рядом друг с другом, бережно расправляя.
Поверх он положил трусы и подошел к ней уже совершенно голым, нисколько не стесняясь своей наготы. Он был здесь хозяином, это чувствовалось в каждом жестве, в каждом вдохе. Его властность завораживала Кристину, словно кролика – разворачивающиеся и сворачивающиеся кольца удава. Ей даже в голову не пришло спасаться бегством. От чего? От кого? От мужа, который делает то, что положено делать мужу в ночь после свадьбы?
– Давай ложись, – сказал он, но пока Кристина заторможенно соображала, не снять ли ей ночную рубашку, он тяжело вздохнул и с легкостью опрокинул ее на кровать. Отдернул одеяло, свернул его и, как куклу, перевернув Кристину на живот, подложил ей под бедра. Задрал подол ночнушки и проник в ее тело, снова причиняя боль. Не такую сильную, как в первый раз, но вызывающую еще больше отвращения.
Кристина уткнулась лицом в подушку, чтобы слезы впитывались в нее и только считала про себя до ста, до тысячи, до трех тысяч, пока он дотрахивал свою молодую жену, то приподнимая ее бедра выше, то наваливаясь всем телом и вдавливая в матрас.
Это длилось неимоверно долго, она потеряла счет времени.
Было уже все равно. В голове распухала мокрая вата, ноги мелко дрожали от напряжения, но она продолжала считать и досчитала до трех тысяч пятисот девяноста восьми, когда Алексей наконец испустил долгий стон, вжимаясь в нее плотнее, чем раньше. Она почувствовала, как внутри стало горячо и влажно.
Он откатился в сторону, освобождая Кристину от веса своего тела.
– Ты теперь моя, – услышала она сквозь шум в ушах. – Перед людьми, перед твоим богом и перед самой собой. Так?
Она не думала, что надо ответить, но Алексей выдернул у нее подушку и заставил повернуть к нему голову.
– Так?! – Спросил он требовательно.
– Так… – выдохнула она.
– Вот и хорошо.
Он встал с кровати, не оглядываясь и подошел к стулу, где была сложена одежда.
Кристина медленно перевернулась на спину и почувствовала, как стекают ручейки слез из уголков глаз. Подол белой рубашки был испачкан красным и на белой простыне тоже виднелось смазанное алое пятно.
– Да? – Услышала она громкий голос Алексея. – Что там у вас случилось?
Он стоял голый и держал телефон у уха. На лице блаженство медленно сменялось раздражением, пока он слушал, что ему отвечали.
– Идиоты! – Рявкнул он в трубку. – Кретины! Я вам… Я… Да бля!
Он натянул брюки прямо на голое тело и выскочил из комнаты, хлопнув дверью и оставив Кристину одну.
39. Ирн
Солнце может быть очень жестоким.
Не только Солнце. За пределами атмосферы Земли даже фейри нелегко выжить.
Ирн это знал. Но волшебный народ всегда был покрепче людей. Кое-кто из них рождался в таком аду, где человек не выжил бы и секунды.
Чего Ирн не знал до этого момента – какими жестокими выросли эти слабосильные смертные. Насколько умело они приручили не только молнии, но и такие силы природы, которых опасались даже высшие фейри.
Ловушка.
Золотая кровь закипела прямо в венах.
Кожу обожгло сильнее, чем огнем.
Магия, хранившая любое волшебное существо, не справилась.
Ирн слышал, чувствовал, ощущал, как взрывается его плоть изнутри.
Стоит сделать шаг.
К выходу.
К солнцу и траве.
Он отступил. Впервые в жизни отступил назад, испугавшись, что людям удастся сделать с ним то, что не удалось куда более могущественным собратьям.
Не удержался и упал на колени, вновь склоняясь перед мощью этого нового мира.
Впервые задумался о том, что может не победить.
Впервые засомневался.
Впервые перестал быть любимым ребенком мира.
Из нежной, потакающей во всем матери мир превратился в жестокого, требовательного отца. С плетью и палкой.
Впервые Ирн до самых костей, вибрирующих от напряжения, ощутил, что здесь ему больше не рады.
Впервые он испугался.
Он корчился на холодном полу, умирая от невидимой силы, что пыталась расколоть его кости, вскипятить кровь и разорвать в клочья плоть.
Пачкал этот пол золотыми росчерками – кровь сочилась из вскрывшихся язв, которые не успевало исцелять его тело.
Время, коконом обвивавшее Ирна с рождения, послушное не мысли даже, а лишь намерению, взбесилось и предало его. Покинуло, бросив в бездну вечности. Не позволило даже умереть, заперев в бесконечной ловушке разрушения и воскрешения.
Момент, когда это прекратилось, Киндеирн, когда-то самое могущественный фейри в мире, просто не заметил. Его разум продолжал пытку умиранием.
– А вы что тут делаете?
Голос донесся издалека.
Ирн приоткрыл опухшие глаза.
– Я уже ухожу! – Быстро сказала Аня. Она старалась не смотреть на красавчика, скорчившегося в центре холла. С него кусками облезала кожа, и ей совершенно не хотелось повторять его судьбу.
Ирн медленно облизал потрескавшиеся губы. Заживающая кожа причиняла боли не меньше, чем гниющая, но с болью они были знакомы куда дольше, чем с той жутью, что обрушилась на него вечность назад.
– Я тут работаю.
В голосе Марины была уверенность. Серой мышкой она больше не была. Король фейри забрал у нее кое-что важное – и позволил стать иной.
– Какой идиот разрешил… Вали отсюда! Все валите!
Ирн сел.
Мимо него поспешно пробегали к дверям на улицу люди. Старались не смотреть ни на него, ни на отливающие зловещим черным металлом высокие столбы, расставленные по периметру холла.
Он сощурился – зрение постепенно прояснялось. Глазные яблоки, лопнувшие во время экзекуции, восстановились. Тело еще ломало.
Он не знал раньше такой силы.
Айна гордилась бы своими экспериментами. Эти слабые, похожие на примитивных животных существа умудрились изобрести то, что могло уничтожить фейри. Ирн выдержал мучения только потому, что был когда-то повелителем мира. Сама Айна не пережила бы пытки.
Но все равно была бы довольна своими протеже. Ей всегда нравилось мрачное обаяние увядания и смерти. Может быть, люди унаследовали любовь к разрушению от нее. Если это так – ох, как Ирн наказал бы ее… А потом наградил. А потом снова наказал – пока награда и наказание не слились бы в единое целое.