– Чья дочь? – спросила Кристина, ощущая внутри себя горячее солнце. – Чья?!
– Твоя, Айна. Теперь только твоя.
43. Ирн
Где-то далеко, пока еще на краю мира, очень тихо, совсем не заметно – ни для кого, кроме Ирна – зазвучала песня Барда. Ломаный ритм, провисающие части мелодии, скучные перебивки. Несовершенная песня перемен. Начало.
Бард приходит в мир, чтобы его изменить. В этом мире его не было слишком давно – и сначала он должен раствориться, настроиться, стать плотью от плоти его, написать мелодию, которая станет двойником реальности. И только потом начать менять – петь песню перемен.
Бардов уважали даже фейри – хоть и не было в них ни плоти, ни крови волшебного народа. Но всегда был истинный дух тех, кто играет в реальность.
В этот раз Ирну пришлось помочь рождению барда – дать ему свой голос и свои глаза.
Его сын где-то там, далеко от него, в волшебных холмах фейри, покрытых изумрудной травой, неловко трогает струны гитары, дует в капризную свирель, так что лопаются щеки, стучит ладонями по барабану, еще не понимая, какому ритму подчинить его голос.
Лотта тоже слышит рождение новой песни. Она морщится – в три года она и то лучше играла на детском ксилофоне.
– Тише, – говорит светловолосый парень, входя в огромный холодный зал, где она завтракает одна за длинным столом. – Он научится.
– Ты кто? – спрашивает Королева Севера настороженно.
– Он назвал меня Синее Небо Запада. Понятия не имею, что это, – говорит парень. – Но я умею так…
Он встряхивает ладонями, и с кончиков пальцев начинают сыпаться крошечные заостренные перья. Вперемешку – белые и черные. Они летят на пол и вонзаются в гранитные плиты, словно те сделаны из мягкого дерева.
– Класс! – радуется Лотта. – А потом что?
– Пока не понял.
– Овсянку будешь? – предлагает Лотта.
– Лучше тост с авокадо, – говорит парень, садясь на противоположном конце стола.
Только Ирн знает, зачем эти двое сошлись сегодня вместе.
Грядет большая битва.
Ирн улыбается.
Большая битва – и большая победа.
Сегодня мир изменится необратимо.
В сущности, Ирн уже победил.
Его враги, убившие Айну и заманившие его самого в ловушку – мертвы. Без него им было не справиться с наступающим миром людей.
Сердце Магии нашлось – и оно бьется, оно тут, в двух шагах. Каждый раз, когда Алексей позволяет ему увидеть свет, Сердце становится все сильнее. Ирн становится все сильнее.
Айна… ее не вернуть, но ее кровь – протяни руку.
Когда смертная вошла к нему, огонек силы Айны едва теплился в ней, но когда он заменил сына Алексея на дочь самой Кристины, кровь умножилась. Теперь Кристина пахла сладко и темно, напоминая ему умершую возлюбленную так сильно, что Ирн едва сдерживался, чтобы не схватить ее. Да и сдерживался только потому, что Айна за это располосовала бы его когтями в кровь – и яд ее еще долго заставлял бы короля фейри корчиться от боли.
Она была болотной ведьмой – огоньком, обманкой, полянкой с ярко-зеленой травой в окружении темных елей. Но едва ступишь на эту полянку – провалишься в черную глубину.
Туманом – густым и вязким.
Засасывающим Ирна в темные объятия.
Айна…
– Мир ждет нас, Айна, – говорит Киндеирн шепотом. – Мир ждет нас обоих. Вернется корона на мою голову, сердце в мою грудь, а весь волшебный народ будет кровь от крови моей – а значит, никто из них не сможет меня больше предать.
– Король мира еще не знает, что сила сердца разрушит все, что ему дорого в три удара, – говорит Киндеирн лихорадочно. – Раз – их женщины прозреют и вырвутся из рабства. Два – зелень захватит мир, заполонит города – сплетутся ветви, обовьют столбы, расползется мох и сожрет все вокруг плесень.
– Три – и половина мира превратится в низших фейри, – говорит Киндеирн, чувствуя, как бьется Сердце пульсом в кончиках пальцев. – Был бухгалтером – зарывай горшочек с золотом под радугой, был парикмахером – плети косички коням, был поваром – пеки имбирное печенье и разбрасывай крошки.
План победы так прост, а сама она так близка, что Ирн тянет время, играя сам с собой в предвкушение. Растягивая прелюдию войны. Насыщая ее страстью.
– Айна… – шепчет он, чувствуя, как тело его наливается ярким солнечным светом, который непременно надо излить в тьму болот.
– Я – Кристина.
Он шагает сквозь поле, звенящее болью и разрушением, тело Ирна гниет, горит, распадается на части – но ее голос останавливает его на полпути.
Запах гари и тлена, пульсирующая боль, кости из-под нарастающей кожи…
Он не может двинуться дальше.
Пока не скажет заклинание.
Пока не даст ей верное имя.
– Кристина.
Кровь зовет его, вьет веревки из желтого тумана, рывком притягивает к этим нежным губам.
Ирн пьет ее.
Пьет душу, которую любил десять тысяч лет назад.
Кровь Айны начинает сиять в венах смертной, стремиться к тому, кто был ее жизнью.
И когда она приливает к коже, Ирн не выдерживает.
Он сам сдается ей в плен.
Падает на колени и поднимает голову, глядя снизу вверх на свою королеву.
Пальцы Кристины дрожат, когда она зарывается ими в сияющее золото его волосы. Взгляд ее туманен – ее нет, есть только память той, что уже не вернется никогда.
Ирн поворачивается за ней, как цветок за солнцем, откидывает голову, ловит пальцы губами, кладет ладони на узкие девичьи бедра. Под их жаром одежда тает, как сахар под дождем.
– Кем ты меня хочешь видеть? – шепчет он.
Грозным воином?
И кожа его покрывается черной чешуей и перьями, выстреливают изо лба витые рога, а взгляд наливается алой яростью.
Величественным правителем?
И золотой плащ падает с его плеч, а волосы свиваются в корону.
Беспечным танцором?
И кожа его становится белоснежной, глаза сияющими, а тело – гибким и ловким.
А потом все, абсолютно все осыпается с тела Ирна, оставляя его обнаженным, стоящим на одном колене. Он обнимает пальцами лодыжку Кристины, ставит ее ступню себе на плечо и, бросив искристый взгляд на ее завороженное лицо, он склоняется и раскрывает языком лепестки цветка между ее ног.
Вкус ее – слаще всех медовых нектаров, выпитых им за долгую жизнь…
– Нет!
Кристина отскакивает в сторону, чуть не попадая в область, звеняющую смертью и болью. Ирн еле успевает вскочить и схватить ее. Его глаза туманны – ее огромные и испуганные. И очень-очень чистые. Она отталкивает его руки, закрывает ладонями грудь и чресла и мотает головой.
– Кто ты и зачем это делаешь?!
– Ты моя жена, – говорит Ирн.
– Я не твоя жена, я жена Алексея!
Ускользающий сладкий туман надо удержать – любой ценой.
Но поздно, поздно.
– Ты же чувствуешь, что ты моя, – в недоумении хмурится Ирн. – Айна…
– Кристина!
– Какая разница? – раздраженно отзывается он. – Ты смертная, но в тебе кровь моей возлюбленной. Конечно, ты будешь со мной.
В его тоне ни тени сомнений.
– Не буду.
– Будешшшшшшшшшшь… – шипение из уст Ирна собирается в густой туман со сладким привкусом, который окутывает Кристину, услужливо прикрывая ее наготу, но – дурманя голову. Этому туману смертные сопротивляться не могут. «Зуд плоти» зовут его маленькие похотливые феи, которые изобрели это дьявольское заклятье.
Никто еще не мог устоять перед ним. Мужчины обнажали свои мечи, женщины раскрывали свои ножны – и фейри надевались на них и вонзались, ломая все, что смертные считали своими незыблемыми принципами.
Не бывало такого, чтобы…
– Я замужем.
Кристина смотрит прямо, хотя губы ее подрагивают, а соски, прижатые краем ладоней, упираются твердыми шариками.