– Эй, – Кристина приметила чьи-то радужные крылышки в складках занавесок у фальшивого окна. – Эй, народ, вы там есть не хотите случайно?
Сразу десять или пятнадцать злобных мордочек с острыми зубками высунулись из-под стола, из-за горшка с цветком, появились из ниоткуда прямо перед ней.
– А можно? – спросил маленький зеленоватый фей, хищно глядя на вялые колечки свежего огурца, разложенные по краю тарелки.
Кристина успела только руки убрать, чтобы в порыве не сожрали заодно и их – и через секунду тарелка уже сияла чистотой.
Ну и правильно, на ночь есть вредно.
Для фигуры.
И только тут Кристина вспомнила, что беременна, и фигуру можно не беречь, а ребенка надо бы кормить…
Ну что уж теперь.
Однако, получив после ужина свои вечерние таблетки, она вернулась в палату – и ахнула.
На еще с утра девственно чистом подоконнике были грудами навалены разноцветные фрукты, аж лопающиеся от сладкого сока. Яблоки и груши, виноград и апельсины, инжир и финики, ломти дынь и россыпи малины с ежевикой. Среди привычных и знакомых ей вкусов, были и экзотические, которые Кристина узнавала только по картинкам. Папайя, мангостины, драгонфруты, карамбола, рамбутан…
Это был самый вкусный ужин в ее жизни. И самый радостный.
А во сне снова пришел Ирн.
Он не стал выдумывать ничего хитрого – не тащил ее в хрустальные дворцы, не заставлял вспоминать счастливые дни детства. Он просто присел на кровать, и Кристина, хоть и понимала, что спит, все равно поплотнее закуталась в одеяло.
Это не спасло ее от еще одного поцелуя.
Касания его губ лишали ее воли. Головой она понимала, что пора бы забеспокоиться – если не о том, что она целуется с другим мужчиной при живом муже, то хотя бы о том, что она целуется с весьма далеким от человеческого вида существом.
И о том, что это существо явно хочет чего-то большего.
Но поцелуи Ирна были такими сладкими и одновременно невинными, что каждый раз она сама себя успокаивала – ничего такого. Просто прикосновение губ. Он даже ни разу не коснулся ее языка.
– Дотронься до меня, – попросил он, расстегивая рубашку и обнажая грудь. – Пожалуйста.
Кристина положила ладонь на то место, где чувствовался горячий пульс сердца, и Ирн резко вдохнул, а зрачки его стремительно расширились.
– Что… что ты чувствуешь? – спросила она, ощущая, как быстрее забилось сердце под ее рукой, а самой ей стало настолько уютно и хорошо, что захотелось прижаться к Ирну поближе, попросить, чтобы он ее обнял.
– Боль. – Коротко отозвался он.
– Ой! – она хотела отдернуть ладонь, но он удержал.
– Нет. Так надо. Сейчас мое сердце больше принадлежит тебе, чем мне самому. Я хочу быть с ним одним целым. Мне кажется, это помогает.
Кристина заколебалась, но ладонь оставила. Только решилась наконец задать один из мучивших ее вопросов:
– Как вышло, что его вырезали, а ты выжил?
– Я не могу умереть, – он откинулся на стену, потянув ее с собой, уперся босой ногой в железный край кровати. Даже в казенных стенах он в своей белой рубахе и льняных штанах выглядел словно развалился в шезлонге где-то у моря. – Смерть придумали вы, люди. Человек увидел, как высыхает озеро или вянет цветок и решил, что они больше не вернутся. Но вода станет облаком, облако прольется дождем, дождь растворится в океане, а из океана вырвутся келпи и откусят голову глупому человеку!
Его смех, хотя и немного жутковатый, защекотал Кристину где-то глубоко внутри.
Она уже встречала его – разным. Поверженным, плененным, раненым, слабым, уязвимым, жестоким, соблазнительным, таинственным, в блеске славы, и в безумии, в искрах магии. Сейчас он был новым. Иным. Теплым. Настоящим.
Или казался таким.
– Келпи? Это мифические морские лошади?
– Дикие морские оборотни, позволю себе уточнить. И не лошади. Кони. Обуреваемые похотью кони. Они научились превращаться в людей, чтобы забирать с собой человеческих женщин, гуляющих в одиночестве у воды.
– О господи! – Кристина прижала ладони к щекам. – Они их потом… Нет!
– Фейри не может сделать ничего против воли разумного существа, – усмехнулся Ирн. – Нет. Мы умеем договариваться, торговаться, обманывать, соблазнять. Мы ловим вас на слово, а потом выворачиваем слова наизнанку. Мы не говорим всю правду – и вы сами придумываете себе тот обман, в который легче поверить. Так что не бойся. Тем женщинам точно понравилось.
Кристина провела пальцами по его груди и убрала ладонь.
Ирн вздохнул, но позволил ей это.
Вроде бы это был намек, но он предпочел его не понять.
– Расскажи, как ты нашла место, где я был похоронен? Как додумалась меня призвать? Даже если бы в тебе не было крови Айны, это могло закончиться чем угодно. В тех краях люди обретают слишком многое из того, о чем даже не мечтали.
– Не знаю, – она пожала плечами, снова кутаясь в одеяло и отодвигаясь. – Просто прочитала путеводитель, там было про Стоунхендж и еще более древние захоронения. Стало любопытно. Но там больше ничего не было. Просто холмы и трава. И небо. Почему-то там такое широкое небо, просто необъятное…
Она откинула голову на подушку, глядя в сумрачно-белый потолок, словно могла сквозь него увидеть небо Англии.
– Хочешь вернуться туда? – Ирн качнулся вперед, обняв руками колено, взглянул на нее мерцающими золотом в полутьме глазами. – Туда, где высокая зеленая трава, заросли желтых цветов от горизонта до горизонта, синее небо, накрывающее куполом мир – и яркие звезды по ночам?
– Там ветрено… – заворожено сказала Кристина. Она ведь знала, что никогда не вернется к Стоунхенджу. Просто эта судьба не для нее. Знала тогда. Но что сейчас?
– Там ветрено в ноябре и жарко в июле. Там под ногами вибрируют холмы, когда под ними пляшут эльфы. Там сочные яблоки и холодные реки. В твой день рождения Дикая Охота будет зажигать факелы в твою честь и трубить в рога. А друиды высекут на одном из камней твое имя, чтобы первый солнечный луч дня зимнего солнцестояния касался именно его.
– Я не хочу жить под землей, – передернулась Кристина. – Я устала.
– Ты будешь жить в маленьком каменном доме, заросшем мхом. В нем всегда будет гореть огонь, а на крыше гнездиться птицы.
– А моя дочь? – жадно спросила она его, словно верила, что он пророчит ей будущее.
– Твоя дочь родится легко, так что ты и сама не заметишь, – ответил Ирн то ли всерьез, то ли тоже мечтая. – Я сам приму ее и одарю милостью древних королей. Ей будут поклоняться на земле, на воде, в воздухе и рядом с огнем. Весь волшебный народ будет знать, что она – дочь королевы, все будут почитать и любить ее. Ни один камень не подвернется ей под ногу, ни одна ветка не посмеет оцарапать, а огонь будет играть с ней, как теплый щенок, позволяя себя погладить. Когда она станет взрослой, к ней придут свататься самые красивые короли мира. Но она выберет все равно фейри. Потому что будет бессмертна…
– А я?.. – спросила Кристина тихо, завороженная его голосом, выплетавшим волшебные слова.
Ирн промолчал.
Она ждала долго, очень долго прежде, чем решиться переспросить, а когда вновь открыла рот – оказалось, что уже настало утро, и за окном сияет солнце и по жестяному подоконнику барабанит капель от сосулек, свисающих с крыши.
56. Кристина
На этот раз феи не прятались.
Пока Кристина чистила зубы, они расчесывали ей волосы и заплетали десяток косичек, увивая золотыми лентами.
Вернувшись в палату, она увидела застеленную кровать и поверх нее – длинное зеленое платье из мягкой шерсти. Унылого халата в цветочек больше нигде не было. Разве что неделю спустя уборщица протирала подоконники тряпочкой подозрительно знакомой расцветки.
В лаборатории, где сегодня дежурила медсестра, которая всегда очень больно брала кровь на ежедневные анализы, феи и вовсе устроили погром. Стоило Кристине вскрикнуть, когда иголка криво вошла в руку, как десяток малышек вцепился в волосе обидчице, еще две перевернули лоток с инструментами, остальные побили стекла в шкафу, и напоследок одна из фей оставила на бланке для анализов кучку цветочной пыльцы по форме очень напоминавшую кучку кое-чего другого.