Адьютант постучал в дверь. После полуминутной паузы вошел внутрь, поклонившись.
— Господин Смит, новые документы относительно положения на Балканах.
— Клади на стол и уходи. — Упали в тишину и пустоту помещения звуки голоса Джона.
Адьютант положил папку с документами на стол и притворил за собой дверь. Джон Смит взял новые документы и бегло их просмотрел. После чего надолго застыл не шевелясь, и, кажется, не дыша.
— Британия утонет в войне с Рейхом. Все по нашему расчету. Агентура сработала великолепно. — Произнес он непонятную никому, кроме него фразу на арамейском.
И взял следующую папку, помеченную словом: «Франция» и двумя символами, которые он написал на ней слегка ранее.
В его кабинете не было ничего, кроме стола, стула и настольной лампы. Еще — лишь несколько десятков папок, пронумерованных и помеченных им самим. Ему предстояло еще много работы. О какой ее части знала Корона?
Рябов же бежал. Отряд Роксельски бежал. Они подбирались к своей последней цели. Уже наметился плавный спуск в долину. Наконец вдали показалось какое-то строение.
Роксельски резко остановился и развернувшись гаркнул:
— На последнюю цель идем все вместе. Идем на пролом. Все взрываем и уходим. Пол — уходите!
Один из спецназовцев кивнул, отдал честь, и побежал в том же темпе со своим напарником в уже разработанном ими на привале курсе.
— Вперед, вперед, вперед! Самуэль — за мной, не высовываться! Не отставать! — Командир сбросил с плеча винтовку и устремился к цели.
Мэтью оказался рядом с Рябовым и, хрипя, выдал:
— Сейчас разберемся. И все готово. Жди домика в Ист-Энде.
После чего побежал вместе с ним, не подавая голоса — берег дыхание.
Без лишних слов Роксельски двое спецназовцев выдвинулись вперед, провести небольшую разведку. Когда отряд уже был готов вынырнуть из зарослей прямо к краю «хранилища», они вернулись и сделали знак что все чисто, подкреплений и танков у советских нет.
Александр уже настолько вымотался, что даже забыл о том, что скоро на них выйдут наши закаленные солдаты и офицеры осназа. Ему было не до того. Перед глазами шли не пятна, а какие-то кровавые круги. Его готовили не к работе в силах особого назначения.
Может быть поэтому дальнейшие события предстали перед ним как некий калейдоскоп картинок и сцен? В которых он не чувствовал себя? Скорее даже видел со стороны?
Вот они вывалились из чащи на край поля. Впереди возвышаются уже привычные бетонированные строения, опутанные строительным железом. Роксельски видит какого-то часового. Вскидывает винтовку. Раздается выстрел. Часовой падает. На смерть, наповал. Пуля прошила его щеку и вышла из затылка.
Раздаются другие выстрелы. Еще какой-то советский солдат не успевает уйти, прошитый пулями САС. Фонтанчики пыли взбиваются промахами на ровной утоптанной земле.
Фонтанчики уже взметаются рядом с капитаном. И Роксельски. Тот дергается, как кукла на ниточках, в руках у опытного кукловода в старом театре. Раз, другой, третий. Летит на землю.
Симфония какофонии звуков. Выстрелы со всех сторон и во все стороны. Одни инстинкты. Он прыгает на Самуэля, сжимающего окровавленное плечо рукой. Сбивает с ног и они катятся по горячей почве. Спецназовец стреляет куда-то вдаль. Возвышаясь прямо над ними. Взрыв. САСовец оборачивается к ним. Большая часть его лица сбрита осколком до костей. Почему он не свалился от ударной волны?
Уже свалился. Придавив раненое плечо английского нефтяника. Тот вопит. Крик вплетается в треск и разрывы. Капитан откидывает тело и поднимает винтовку, направляя ее на Бэррингтона, уползающего под прикрытие каких-то ящиков. Приклад жжет его щеку. Удар. Толчок. Бэррингтон утыкается в землю. Александр переводит ствол.
Его «предательства» никто не заметил, кроме Самуэля. Он смотрит на него. Джефферсон просто закрывает глаза. Его судьба в руках Рябова. Инстинкт и пистолет, нож и две гранаты Самуэля уже в руках капитана. Летят в сторону. Громкий хрип: