Он отошел от стеллажей и продолжил обход комнаты. Остановившись рядом с Ингрид, он некоторое время понаблюдал за ее действиями, а потом быстрым тренированным движением вора-карманника выхватил у нее из рук черную коробочку.
— Смотри, — сказал он, протягивая коробочку Римо.
— Мальчик, не трогай выключатель! — крикнул Уодсон.
— Какой выключатель? — переспросил Тайрон. — Вот этот? — И дотронулся до рычажка.
— Пожалуйста, мальчик, нет!
— Отдай коробочку, Тайрон, — невозмутимо приказала Ингрид. — Отдай немедленно.
— А зачем она? — полюбопытствовал Тайрон.
— Это обезболивающее устройство для людей, страдающих мигренью, — объяснила Ингрид. — Преподобный отец очень мучается во время приступов, у него буквально раскалывается голова. Коробочка снимает боль. Пожалуйста, верни ее мне. С этими словами Ингрид протянула руку.
Тайрон вопросительно глянул на Римо, тот пожал плечами:
— Верни коробочку — Ладно, — уступил Тайрон. Он протянул коробочку Ингрид, но не удержался от искушения и слегка толкнул рычажок.
— А-а-й-й-и-и-и! — завизжал Уодсон.
Ингрид выхватила коробочку у Тайрона и немедленно вернула рычажок на место. Уодсон вздохнул с облечением так шумно, словно кто-то в комнате включил пылесос. Когда они уходили, он все еще дышал с присвистом. Ингрид стояла у него за спиной. Она улыбалась.
Спускаясь по лестнице к выходу, Римо спросил:
— Ну, и что ты думаешь, папочка?
— О чем?
— О преподобном Уодсоне.
— Ценности не представляет. Изнутри даже хуже, чем снаружи.
— А о механизме Мюллеров?
— Все механизмы похожи друг на друга. Они ломаются. Пошли ее Смиту. Он любит играть в игрушки.
Устройство было доставлено в офис Смита в Рай, штат Нью-Йорк, в два часа ночи. Римо заплатил водителю такси половиной стодолларовой бумажки и короткой резкой болью в правой почке. При этом Римо добавил, что устройство надо доставить как можно скорее, и тогда у дежурного в отеле «Плаза» шофер получит другую половину сотенной и не получит добавочной боли.
Была уже глубокая ночь, и Тайрон мирно спал в ванной, когда раздался стук в дверь.
— Кто там? — крикнул Римо.
— Рассыльный, сэр. Вам звонят, а ваш телефон не работает.
— Я знаю. Я возьму трубку в фойе.
— Я получил пакет, — сообщил Смит, когда Римо снял трубку внизу в вестибюле.
— А, Смитти! Приятно вновь слышать ваш голос. Вы уже нашли мне замену?
— Я хотел бы только одного — чтобы это был разумный человек, с которым будет легче иметь дело, чем с вами.
Римо удивился. Смит никогда не выдавал своего раздражения. Да и вообще никаких эмоций. Такое с ним впервые, подумал Римо, и эта мысль заставила его удержаться от дальнейших иронических замечаний.
— И что это за устройство? — поинтересовался он. — Имеет какую-нибудь ценность?
— Никакой. Это детектор лжи, работающий по принципу индукции.
— И что бы это значило?
— Это значит, что к допрашиваемому не надо подсоединять провода. Поэтому прибор может пригодиться при допросе подозреваемого, если ему не следует знать, что его подозревают. Ему можно задавать вопросы, а прибор прицепить снизу к его стулу, и прибор покажет, говорит человек правду или лжет.
— Звучит неплохо, — сказал Римо.
— Так себе, — отозвался Смит. — У нас есть устройства получше. А теперь, при наличии пентогала, никто в нашем деле не пользуется техническими устройствами.
— О'кей, значит, с этим я покончил и теперь могу заняться другим делом.
— А именно?
— Поисками человека, который убил старую женщину, чтобы украсть у нее прибор, не представляющий никакой ценности.
— Это подождет, — сказал Смит. — Задание еще не выполнено.
— Что еще? — спросил Римо.
— Не забывайте. Я говорил вам о полковнике Спасском и о неизвестных устройствах, которые он пытается заполучить.
— Наверное, еще какие-нибудь детекторы лжи, — предположил Римо.
— Сомневаюсь. Он слишком умен — его так просто не провести. Это и есть ваше задание. Выясните, что он ищет, и добудьте это для нас.
— А потом?
— Можете делать все что угодно. Не понимаю, почему вы придаете этому такое большое значение.
— Потому что кто-то воткнул шило в глаз старой женщине просто для забавы. Убийство из спортивного интереса сбивает цену моего труда. Хочу убрать с дороги дилетантов.
— Чтобы мир стал менее безопасным для убийц? — спросил Смит.
— Чтобы он стал менее безопасным для животных.
— Валяйте. Надеюсь, вы сумеете отличить одних от других, — произнес Смит, и послышался сигнал отбоя.
Римо повесил трубку с легким чувством неловкости, которое всегда возникало у него после разговоров со Смитом. Похоже было, будто, не выражая этого прямо, Смит постоянно морально осуждал Римо. Но в чем же тут безнравственность, если именно Смит буквально выдернул Римо из нормальной жизни среднего американца и превратил в убийцу? Неужели нравственность это то мерило, с которым мы подходим только к поступкам других людей, а любые свои поступки оправдываем необходимостью?
Чиун заметил озабоченный взгляд Римо и собрался заговорить, но тут раздалось царапанье в дверь ванной. Не сговариваясь, оба одновременно приняли решение не обращать на Тайрона внимания.
— Ты обеспокоен, мой сын, потому что ты еще дитя.
— Черт побери, Чиун, я не дитя! Я взрослый человек. И мне не нравится то, что творится вокруг. Смит заставляет меня гоняться за какими-то секретными штуковинами, а я… Меня все это просто больше не интересует.
— Ты навсегда останешься ребенком, если будешь ожидать от людей, чтобы они были не тем, что они есть. Если ты идешь по лесу, то не станешь сердиться на дерево, которое растет у тебя на пути. Дерево в этом не виновато. Оно существует. И ты не станешь садиться перед ним на землю и поучать его. Ты просто проигнорируешь его. А если не сможешь его проигнорировать, ты его устранишь. Так же надо поступать с людьми. Все они в большинстве подобны деревьям. Они делают то, что они делают, потому что они такие, какие они есть.
— И значит, я должен игнорировать тех, кого могу, а остальных устранять?
— Теперь ты начинаешь видеть свет мудрости, — сказал Чиун и сложил перед собой руки движением, легким, как колыхание растения под водой.
— Послушай, Чиун, мир, который ты мне даешь, — это мир без моральных принципов. Мир, где ничто не имеет значения, кроме умения держать локоть прямо, правильно дышать и правильно наносить удары. Ты освобождаешь меня от моральных принципов, и это делает меня счастливым. Смит подсовывает мне ночной горшок, полный дерьмовых моральных принципов, и меня от него тошнит. Но его мир мне нравится больше, чем твой.
Чиун пожал плечами.
— Это оттого, что ты не понимаешь истинного смысла моего мира. Я не предлагаю тебе мир, свободный от моральных принципов. Я даю тебе мир абсолютного соблюдения нравственных принципов, но единственный, чьи принципы ты можешь действительно контролировать, — это ты сам. Будь нравственным. Ничего более великого в жизни ты совершить не сможешь. — Он медленно развел руки, описав ими в воздухе круг. — Пытаться сделать нравственными других людей — это все равно что пытаться поджечь спичкой лед.
Тайрон перестал скрестись.
— Эй, когда вы меня отсюда выпустите? — раздался приглушенный голос.
Римо посмотрел на запертую дверь ванной.
— А он?
— Он — то, что он есть, — сказал Чиун. — Конфетная обертка на тротуаре, апельсиновая кожура в мусорной куче… Человек, который вздумает заботиться обо всех на свете, навсегда по уши увязнет в проблемах.
— Ты хочешь сказать, я должен его отпустить?
— Я хочу сказать, ты должен делать то, что поможет тебе самому стать лучше, — ответил Чиун.
— А как насчет того, который убил миссис Мюллер? Его тоже отпустить с миром?
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что он нужен тебе для восстановления мира в твоей душе. Поэтому ты должен найти его и поступить с ним так, как ты пожелаешь.