Вновь лучники пускали вдогонку стрелы, топя плывущих, и лишь окрик Бойши заставил их прийти в себя. В самом деле, незачем зря терять стрелы в реке, все равно сейчас придется плыть на тот берег, чтобы добить бежавших, не дав уйти никому.
Таши к тому времени уже очнулся, и хотя в голове качался кровавый туман, а рот был полон крови и рвотной горечи, но услышав приказ вождя, юноша подхватил оброненное кем-то копье и бросился в реку. Большую часть пути Таши проплыл под водой, лишь изредка выныривая, чтобы глотнуть воздуха. Умение плавать под водой обязательно для воина. Иначе утонешь в самом мирном месте: тебя утащит на дно твое же собственное копье и боло, привязанное к поясу наподобие грузила. К тому же, так плыть безопаснее, ежели по тебе стреляют с того берега. Есть и иной способ переплывать реки, держа одну руку над водой, чтобы не замочить лук; тетива боится сырости.
Рядом с Таши плыл Ромар. Сейчас он напоминал огромную рыбу, сома, вздумавшего всплыть на поверхность. В зубах Ромар сжимал надутый овечий желудок, позволявший держать голову над водой. Плыть, как плавают воины, Ромар не мог – для этого нужна хотя бы одна рука.
Отряд достиг берега, когда бегущие были еще хорошо видны. Согнутые никогда не умели как следует бегать, к тому же среди них оставались почти одни женщины, большинство с маленькими детьми. Многое можно сказать про согнутых, но детей они не бросали никогда.
Луков у преследователей не было, поэтому бегущих пришлось загонять, наподобие того, как стая волков загоняет табун длинногривых лошадей. Таши бежал вместе со всеми, размахивая копьем, орал нечленораздельно, но где-то краем сознания отмечал, как ловко командует людьми быстроногий Тейко, возглавивший погоню. Отставших согнутых убивали не останавливаясь, зная, что даже если удар был неточен, истекающему кровью человеку не выжить в степи. Рассыпавшись полукругом, охотники не давали согнутым разбежаться в разные стороны и постепенно сгоняли обратно, к берегу. Здесь, неподалеку от воды, разыгралось последние действие битвы. Полтора десятка дрожащих женщин, давно потерявших оружие и возможность драться, и кучка цепляющихся за них малышей, были прижаты к воде. Охотники уже подняли копья, когда раздался крик поспевшего к месту расправы Ромара.
– Детей оставьте! – кричал Ромар. – Я буду их смотреть!
Тейко кивнул, соглашаясь, и удобнее перехватил боевой топор из полированного черного диабаза. Через минуту последняя из женщин убитой свалилась в воду, а визжащих и царапающихся детей стащили в одну кучу.
В этой схватке Таши не участвовал. В последнюю минуту он заметил, среди обреченных женщин одну, слишком стройную, чтобы принадлежать к проклятому роду согнутых. И хотя Таши знал, что настоящие люди выросшие в орде чужих, сами становятся чужими, он не смог поднять копья.
Ромар шаркающей походкой подошел к согнанным детям. Первым он показал на большеголового младенца, которого Таши во время погони успел заметить на руках у человеческой женщины. С виду младенец ничем не отличался от всех остальных, но все же Ромар уверено произнес страшное слово:
«Мангас!».
Этого не ожидал никто. Толпа вооруженных мужчин невольно попятилась, отступая от лежащего на камнях младенца, которому, вероятно, не было и полугода. Люди понимали, что раз мангасы рождаются, то значит бывают и детьми, но все-таки это не вмещалось в голову. Однако, приговор был произнесен, и никто не осмелился бы оспорить слово Ромара. Да никто и не собирался этого делать; если бы не старик, все дети давно бы лежали в общей кровавой куче.
Тейко поднял двумя руками топор и с силой опустил. И хотя первый же удар едва не размазал тщедушное тельце по камню, Тейко ударил еще несколько раз, чтобы скрыть собственный страх, опасаясь, что убитый младенец вдруг поднимется на кривые ножки и прыгнет ему в лицо.
Одного за другим охотники поднимали детей, неотличимо похожих на своих собственных, каждый раз Ромар произносил: «Чужой», – и еще один труп летел в сторону. Лишь однажды Ромар остановился и наклонившись к девочке лет трех, проговорил:
– Отдайте ее Линге. Это ее дочь.
Наступила тишина. Все знали, что дочь Линги пропала больше года назад, скорее всего была украдена согнутыми. Никто уже не надеялся увидеть ее живой. Да и сейчас охотники не знали, как быть, можно ли принять обратно в свой род ребенка, жившего среди чужих.
– Это дочь Линги, – повторил Ромар. – Она еще слишком мала, она все забудет и вырастет человеком. Отдайте ее матери.
С тех пор как пропала девочка, у Линги больше не было детей. Линга часами возилась с чужими малышами, но в глазах у нее плескалась неизбывная тоска. И потому никто из охотников не осмелился возразить. Кто-то взял девочку на руки и вынес из кровавого круга.
Вскоре на камнях оставался лишь один живой ребенок. Ромар уже несколько раз подходил к нему, но так и не приняв решения, переходил дальше. И вот теперь, решение надо было принимать. Еще одна девочка, на этот раз годовалая, лежала на спине и сучила в воздухе ножками. У нее были неожиданно длинные для младенца черные волосы, и все тело словно покрыто темным пушком. Она заметно отличалась от остальных, и ни у кого из охотников не было и тени сомнения, что это чужой. Боялись и ждали только слова: «Мангас». И однако Ромар медлил. Он присел на корточки возле ребенка и долго рассматривал его, нервно дергая изуродованным плечом.
Наконец произнес:
– Это свой.
– Как?.. – Тейко, уже поднявший топор, не мог поверить сказанному. – Даже я вижу, что это чужой!
– А я вижу, что она из настоящих людей. Я в этом уверен. Я надеялся найти здесь кого-нибудь из ее рода, и я нашел. Она из тех же людей, что и отец Таши. Она своя, ее нельзя трогать. Отнесите ее в селение.
Никто не двинулся с места, и тогда Таши, чувствуя спиной ненавидящие взгляды мужчин, подошел, поднял девочку и прижал к груди.
– Мангас!.. – беззвучно процедил Тейко, хотя Таши все равно расслышал слово, звучавшее как плевок и проклятие.
– Уходим, – приказал Ромар. – Здесь нечего делать, рода согнутых больше нет. Они напрасно надеялись на своих мангасов. Но хотел бы я знать, что заставило их лезть на наши копья? Неужели простая засуха?
И степь услужливо принесла ответ на не вовремя заданный вопрос.
Воины уже шли по воде, готовясь плыть на тот берег, когда Ромар, верный привычке оглядываться напоследок, тревожно вскрикнул. Нечеловечески зоркие глаза старика заметили в выжженной степи какое-то движение. Словно сама степь сдвинулась вдруг, пошла морщинами, желтое на желтом, незримая дрожь, мерцающий вал, хлынувший с далеких солончаков, чтобы разбиться о берега Великой реки.
Через минуту движение было заметно всем, хотя никто не мог сказать, несется ли это стадо зверей или же повелитель ветров козлоголовый Хоров выпустил порезвиться одного из своих страшных сыновей. Людей там, во всяком случае быть не могло: слишком быстро надвигался пыльный вал.
Тейко отдал короткую команду, воины рассыпались загонной цепью, пригнувшись пошли навстречу неведомому движению.
Не отходите далеко от реки! – крикнул вслед Ромар.
Таши шел вместе со всеми. Неважно, что он до сих пор не может называться взрослым, сегодня ему пришлось сражаться наравне со всеми, и он остался жив, а белый мангас валяется на том берегу. Не отступит он и перед новой опасностью. То, что впереди опасность, Таши не сомневался, – неведомое всегда опасно. Правда, сейчас на руках у него была крошечная черноголовая девчушка, которая, сразу признав Таши за своего, цепко держалась за его шею, но все же сковывала левую руку. Воин, подобравший дочь Линги, не стал поворачивать обратно и сейчас уже был на середине реки.
«Мне бы тоже надо уходить», – мельком подумал Таши, но вместо того запихал девчонку под рубаху и заново перепоясался, чтобы ребенок случайно не выпал.