Род жил в четырех больших поселках, поставленных там, где была лучшая земля и всего богаче ловилась рыба. Охотой всех родичей было бы не прокормить, а рыбе в реке нет перевода.
Сразу за пажитями путников встретила городьба, составленная из тяжелых дубовых плах, вкопанных стоймя, вверх заточенными и обожженными остриями. За оградой располагалось селение, самое большое из четырех.
Вход был перегорожен уложенными в пазы пряслами – не от человека ограда, а просто для порядка, чтобы спокойней было. Зимой случалось по льду переходили с того берега орды чужих и тогда сородичи закрывали вход щитами и из-за стен били пришельцев из луков. Чужие луков не знают, оружие у них самое пустячное: камни, дубины, редко у каких родов бывают костяные пики или ременное боло, с каким ходят бить онагров, лошадей и джейранов.
Настоящего оружия чужие не выдерживают и откатываются искать себе иной добычи.
Дома в селении круглые, частью вкопаны в землю. Из-под крыш тянутся дымки: едят люди общее, а варит каждая семья себе отдельно. А то и не придумаешь, в чем на такую толпу готовить? И какой очаг для этого дела нужен?
Таши, Уника и безрукий Ромар шли в самый центр селения, где рядом стояли дом вождя и жилище шамана. Там же была и площадь, на которой, в случае нужды, собирались охотники. Путников заметили, но особого значения их появлению не придали. Мало ли по какому делу люди идут? Хотя и Ромара, и Таши знали все, а многие ненавидели и боялись. Боялись Ромара, а ненавидели Таши.
Таши шагал через селение с независимым видом. С тех самых пор, как он узнал о своей исключительности, он слишком хорошо привык так ходить.
Раньше люди полагаясь на Ромара, считали его настоящим человеком, а последний год, когда Таши вдруг рванул и обошел в росте не только одногодков, но и почти всех взрослых охотников, народ уверился, что дело нечисто. И хотя истину может открыть лишь испытание, до которого еще два месяца ждать, но люди за верное держат, что испытание лишь время оттягивает, а на самом деле Таши не человек, а ублюдок, страшный мангас, и чем скорее его прикончить, тем лучше будет. Заодно и на Ромара смотрели косо: ведь это он убедил сородичей оставить жизнь младенцу, рожденному от неведомого отца.
Прошлой осенью охотники уже заводили разговор о Таши, но вождь прикрикнул на смутьянов и приказал, чтобы обидного слова никто не смел говорить. Чем род держаться станет, если свои же законы похерит? Но Таши знал, что разговоры за мазаными глиной стенами не стихли. И то как поспешно мать дала подзатыльник не в меру ретивому мальцу, вздумавшему крикнуть вслед Таши запретное оскорбление, лишь вернее показало юноше, о чем судачат сородичи.
Жилище вождя заметно отличалось от остальных домов. Случалось, Бойша созывал на совет полсотни мужчин, и всем находилось место у его очага.
Шаман Матхи, напротив, жил в землянке, больше напоминавшей нору. Этого тоже требовал обычай. Если прочие дома стояли на деревянных столбах, и уходили в землю совсем немного, до слоя плотной глины, то землянка колдуна была врыта в почву словно погреб, а перекрытиями у нее служили кости мамонта. Мамонтов в округе никто не встречал уже много лет, и когда сородичи поправляли дом колдуна, то материал приходилось покупать у северных соседей.
Путники подошли к дому Бойши, Ромар кивнул, и Таши решительно постучал по опорному бревну. Откинулся полог, на пороге появился заспанный Туна – брат вождя. Был Туна огромен, силен, непроходимо глуп и на редкость благодушен. Старшего брата он боготворил и готов был на что угодно по единому его знаку. Впрочем, Бойша умел не пользоваться силой брата в открытую, за что его особо уважали сородичи.
– Вождя позови, – коротко сказал Ромар.
– Так его нету. На низ пошел, выхухоль смотреть. Люди с запада обещали за выхухоль киноварь дать. Он и пошел. А я остался, мне мелкие звери не интересно. Вот ночью я поле караулил, так на ячмень кони приблудились – целый табун. Я одному спину сломал – это было весело.
Женщины сейчас мясо разделывают. Вечером приходите, пировать станем.
– Спасибо за приглашение, – остановил богатыря Ромар, – но сейчас, все-таки, надо найти Бойшу. Чужие объявились.
– Понял, – сонливость разом слетела с лица Туны. Он скрылся в доме и почти сразу появился оттуда с луком и боевым топором. – Кто хоть объявился? Согнутые?
– Нет, – Ромар покачал головой. – Новые какие-то. Прежде таких не бывало.