Взрыв этногенеза, породивший их, имел место в III в. до н.э. Тогда же возникли, вернее, оформились как этнокультурные системы хунны – в степях современной Монголии, и сарматы – в современном Казахстане. История восточных кочевников описана Л. Н. Гумилевым в «Степной трилогии» – «Хунны в Китае» (М., 1974), «Древние тюрки» (М., 1967) и «Поиски вымышленного царства» (М., 1970). Но вот о западных кочевниках надо сказать особо, поскольку к нашей теме они имеют непосредственное отношение.
Гузы жили в бассейне Урала, по границе тайги и степи. В то время в степи, ныне распаханной, было много сосновых боров, подобных островам в открытом море. Один из таких «островов» остался – это сосновый бор с озерами в Кокчетавской области Казахстана – курорт Боровое.
Лес в степи – великое благо. В нем устраивают скот во время буранов, берут материал для изготовления телег. Там ловят орлов – орлиное перо шло на оснастку стрел, ловят соколов для охоты на волков. Хозяйство гузов было органичным, а идея прогресса техники отсутствовала, поскольку жизнь их базировалась на природе, с которой гузы не воевали, а жили в прекрасном равновесии.
Южнее, между Балхашем и Аралом, располагалась держава Кангюй – по-китайски, или Кангл – на языке тюркском. Это была тоже редко населенная страна, но, видимо, культурная и самостоятельная. Жители ее назывались по-тюркски «кангл-эр» (кангюйские мужи), но уже в VIII в. их стали называть «пацзынак» – по-гречески, или печенеги – по-русски.
Они не ладили ни с гузами, ни с третьим кочевым этносом – кыпчаками, обитавшими на склонах Алтая и в Барабинской степи, где растительность напоминает богатые пастбища по обоим берегам реки Дон, да и сам Иртыш своим положением в степи напоминает Дон.
Все три этноса были европеоиды по своему антропологическому типу, тюркоязычны, воинственны, но не агрессивны, ибо уже вступили в фазу гомеостаза, когда инерция создавшего их этнического толчка иссякла, а жизнь идет по традиции, пока ее не нарушит какое-либо постороннее воздействие. Чаще всего таким воздействием бывает вторжение иноплеменников, но арабы в такую далекую степь не приходили, Хазарский каганат на Волге был заинтересован в мире со степняками, а Тюркский каганат был занят постоянной войной с Китаем.
Беда пришла с неба, и весьма неожиданно. В IX–X вв. степную зону Евразии постигла вековая засуха, ибо орошающие степь циклоны сместились к северу. Как уже было сказано, в степи шла трехсторонняя война, малая, но постоянная. Для степной войны необходимо иметь откормленных коней и много баранов, чтобы не голодали воины. Поэтому состояние пастбищ определяет возможность победы. Значит, засуха, влияя на произрастание трав, либо способствует, либо мешает военным успехам кочевых народов, причем в большей степени, нежели оседлых, ибо те могут создать запасы зерна, хотя бы на несколько лет, а кочевники этих возможностей лишены.
В X в. больше всех пострадали от засухи экстрааридные степи современного Центрального Казахстана. Большая часть их превратилась в пустыню. Канглы вынуждены были покинуть родину. Часть их поселилась во владениях хорезмшахов, приняла ислам и стала называться просто канглы, а другая часть переправилась в 889 г. в Причерноморье и долгое время сохраняла самостоятельность, даже будучи зажата двумя великими державами: Византией и Русью. Руси эта часть канглов боялась меньше, чем соседей – кыпчаков.
Гузы тоже пострадали от засухи и ушли частью в верховья Амударьи, в окрестности Балха и Мазари-Шерифа, а частью на Волынь (нынешняя Украина), где подчинились киевским князьям. Они образовали военно-поселенческий «торческий пояс» (торками звали гузов) – границу, обороняемую кочевниками-гузами от половцев – этноса, достигшего наибольших успехов и пропавшего с лица земли без остатка.
Засуха ударила по кыпчакам меньше, чем по их соседям. Воды в Иртыше много, с Алтая сбегала влага горных ключей, на джайляу – горных пастбищах – трава растет в изобилии, а лесам на склонах гор жара не страшна. Поэтому кыпчаки сберегли свой экономический и военный потенциал, преследуя торков и печенегов, они пришли в донские степи не как беглецы, а как победители. Там они нашли то же разнотравье, что и в родной Барабе, и остались жить, так как ландшафт был привычным. Но, конечно, им при этом пришлось столкнуться с Византией и Русью.
С греками половцы поладили быстро. В 1091 г. они помогли Алексею Комнину разгромить печенегов при Лебурне. Печенеги полвека грабили Балканский полуостров и вызвали такое раздражение, что греки, победив их, не брали пленных. Спаслись только те печенеги, которые сдались половцам. Взяв добычу и награду за помощь, половцы ушли за Дунай.
Война половцев с Киевским государством затянулась до 1115 г., вследствие того что Олег Святославич Черниговский оказался союзником половцев, тогда как киевские князья Святополк II и Владимир Мономах опирались на торков, давних врагов половцев. В 1117 г. русские и их союзники покинули Белую Вежу, крепость на Дону, а западные кочевья половцев были разгромлены Мономахом. С этого времени западный половецкий союз вошел в состав Руси, сохранив автономию, а восточные «дикие» половцы стали союзниками князей владимирских. За 120 лет – время от 1116 до 1236 г. – половецких набегов на Русь было 5, русских походов на степь – 5, участий половцев в усобицах – 16. Жестокая война Руси и Степи – миф XIX в.
Если печенеги и гузы приняли ислам и превратились в периферию мусульманского мира, то половцы усердно крестились и вступали в брачные союзы с русскими. Не только внук героя «Слова о полку Игореве», но и сам Александр Невский были полуполовцами. Когда в 1221 г. сельджуки высадили десант в Крыму, то на помощь половцам пришли рязанские князья и разделили с ними горечь поражения.
Везде, где православные бились с врагами веры: в Грузии при Давиде Строителе с мусульманами-сельджуками (битва на Дидгорской равнине в 1121 г.), в Болгарии – с латинянами (при Калоиоанне в 1205 г.), половцы обеспечивали успех своей воинской доблестью. В Грузии издавна знали о высоких воинских достоинствах и сравнительно небольшой требовательности половцев. Об этом рассказывается в истории царя царей Давида в грузинской летописи «Картлис цховреба».
Но не названные особенности, а совсем другие детали быта и этнопсихологии половцев определили то, что история человечества пошла совсем иначе, сделав зигзаг в 1260 г.
Любой этнос, прошедший все фазы исторического развития и не потерявший первозданной целостности, «не рассыпавшийся розно», оказывается в состоянии гомеостаза, неустойчивого равновесия со вмещающим ландшафтом, нарушающегося за счет столкновений с соседями, воздействий колебаний климата или стихийных бедствий. Но если такие воздействия не влекут гибели этноса, то он восстанавливает присущий ему характер жизни и борется со всеми попытками его изменить.
Кыпчаки прожили долгую жизнь рядом со своими ровесниками: хуннами, сарматами, аланами, телеутами, тюркютами (тюрки Великого каганата VI–VIII вв.) – и уцелели как этнос. Но поддержание себя в состоянии гармонии внутри общественных образований вынуждало их избавляться от всех соплеменников, нарушавших традицию консерватизма, а точнее, воинствующей посредственности, что являлось идеалом половецкой этики. А это означало, что из общества, из социальной жизни изгонялись трусы, воры, предатели, дураки, а также гении, инициативные храбрецы, мечтатели, честолюбцы. То есть изгонялись все те, кто мог или хотел нарушить гармонию половца с его любимой степью.
Существует трогательная легенда. При наступлении на степь русских войск Владимира Мономаха в 1115 г. хан Атрак с отрядом воинов поступил на службу грузинскому царю и был там хорошо принят. Царь Давид женился на дочери хана Атрака. Хан не хотел возвращаться на родину. Один из посланных за ханом стариков, исчерпав в уговорах все аргументы, дал Атраку понюхать пучок степного ковыля. Хан немедленно поднял свой отряд и вернулся на Дон.
Половцы были гуманным народом и не убивали своих несимпатичных соплеменников, а продавали в рабство мусульманам, которые пребращали их в гулямов – рабов-воинов. Мусульмане, сталкиваясь с тюрками, отметили их удивительное умение приспосабливаться к новой, непривычной обстановке. Фахр ад-Дин Мубаракшах по этому поводу пишет: «Кто может спросить, что за причина этой славы и удачи, выпавшей на долю тюрок? Ответ: общеизвестно, что люди любого племени, пока они остаются среди своего народа, среди своих родственников и в своем городе пользуются уважением и почетом, но, когда они, странствуя, попадают на чужбину, их презирают и не одаривают вниманием. Но тюрки наоборот: среди свои сородичей и в своей стране – они только племя среди других тюркских племен… Чем дальше они находятся от своих жилищ, родных и страны, тем больше растет их сила, и… они становятся эмирами и сипах-саларами».