— Самый подходящий талант для солдата! — ухмыльнулся Форин. — Если на нас, не приведи боги, нападет шайка диких свиней, мы будем знать, кого поставить командиром.
— Иди спать, — велел юнцу Тарантио. Брун покорно встал, но тут же пошатнулся и едва не упал. Форин подхватил его и почти донес к расстеленным на земле одеялам. Парнишка неловко шлепнулся на одеяла и тут же уснул. Форин вернулся к огню.
— Ты не против, если я отправлюсь с тобой и твоим ручным песиком в Кордуин?
— С чего бы тебе этого захотелось? — вопросом на вопрос ответил Тарантио.
Форин хохотнул.
— Никто ни разу в жизни не давал мне золотой. Этого достаточно?
Тарантио проснулся на рассвете. Он зевнул и потянулся, наслаждаясь внутренним одиночеством — Дейс еще спал. Форин, завернувшись в одеяла, тихо похрапывал, но Бруна нигде не было видно. И тело Латайса исчезло. Тарантио поднялся и, пойдя по следам Бруна, нашел его шагах в пятидесяти от лагеря. Тело убитого вожака было завернуто в его же плащ, а Брун, монотонно напевая, копал в мягкой земле неглубокую могилу. Тарантио присел на поваленное дерево и молча наблюдал за его работой. Когда глубина могилы достигла четырех футов, Брун, грязный по пояс, выбрался наружу. Осторожно придвинув мертвеца к самому краю могилы, он снова спрыгнул в нее и опустил Латайса в его последнее пристанище. При этом Брун действовал так бережно, словно боялся, что мертвец набьет себе синяк. Потом он медленно и почтительно засыпал могилу.
— Ты, должно быть, очень любил его, — негромко заметил Тарантио.
— Он заботился обо мне, — просто сказал Брун. — А мой отец всегда говорил, что мертвых надо закапывать в землю. Мол, все поветрия начинаются оттого, что мертвецов оставляют гнить без погребения.
— Наверное, во всех людях есть что-то хорошее, — задумчиво проговорил Тарантио.
— Он заботился обо мне, — повторил Брун. — Мне некуда было идти. Он разрешил мне остаться с ним.
Он насыпал над могилой небольшой холмик и руками утрамбовал рыхлую землю. Закончив работу, он выпрямился и похлопал ладонью о ладонь, пытаясь стряхнуть налипшую на пальцы землю.
— Ты должен бы ненавидеть меня за то, что я убил Латайса, — предположил Тарантио.
— Я никого не ненавижу, — возразил Брун. — И никогда не ненавидел. И никогда не возненавижу… наверно. — С минуту он молчал, глядя на могилу. — Когда в деревне умирали люди, кто-нибудь всегда говорил о них. Много-много красивых слов. Я не могу их вспомнить. Как ты думаешь, это важно?
— Для кого? — озадаченно спросил Тарантио. — Думаешь, Латайс услышит твои слова?
— Не знаю, — вздохнул Брун. — Жаль только, что я не помню никаких красивых слов. А ты?
— Нет — во всяком случае, таких, какие подошли бы сейчас. Просто скажи то, что тебе подсказывает сердце.
Брун кивнул и, молитвенно сложив руки, закрыл глаза.
— Спасибо, Лат, за все, что ты для меня сделал, — сказал он. — Извини, что я не выполнил твой приказ, но меня ударили по голове дубинкой.
— Как трогательно и поэтично! — фыркнул Дейс. — Сейчас вот возьму и заплачу.
Несмотря на этот ернический тон, Тарантио ощутил, что Дейс не на шутку взволнован. С чего бы это? Помолчав, Дейс заговорил снова.
— Так что, возьмем дурачка с собой? — как-то чересчур уж небрежно осведомился он.
— Силы небесные, Дейс! Неужели наконец тебе хоть кто-то пришелся по душе?
— Он меня забавляет. А когда перестанет забавлять — я его убью.
Тарантио почувствовал, что он лжет — но промолчал.
Внезапно все птицы, щебетавшие на деревьях, взмыли в воздух, да так дружно, что листва затрепетала, словно от сильного ветра. Тарантио ощутил, как под ногами едва заметно задрожала земля. На прогалинку вывалился Форин.
— Давайте-ка поскорее сядем на коней да смоемся отсюда, — предложил он. — Что-то у меня нехорошее предчувствие. Может, надвигается буря?
Кони отчего-то заартачились, и Тарантио пришлось призвать на помощь Бруна, чтобы оседлать гнедого мерина — тот неистово лягался всякий раз, когда ощущал на спине седло.
— Да что же это такое творится? — воскликнул Форин. — Все точно с ума посходили.
Землетрясение началось, когда Форин, Тарантио и Брун уже выехали на равнину. Земля под ними задрожала так отчетливо, что кони от ужаса взвились на дыбы. Брун, который вел в поводу трех запасных лошадей, вылетел из седла и со всей силы грянулся оземь, а его конь с тремя своими сотоварищами в панике ускакал вперед. Склон холма, мимо которого ехали путники, внезапно треснул, точно пересохшая глина, и впереди в земле разверзлась гигантская расселина шагов в двести длиной. Эта разверстая пасть без труда поглотила всех четверых коней — и так же внезапно сомкнулась, подняв в воздух клубы пыли. Тарантио спрыгнул на землю, не выпуская из рук уздечки.
— Спокойно, малыш, спокойно, — приговаривал он ласково, похлопывая мерина по плечу. Конь Форина, когда всколыхнулась земля, упал, но великан успел откатиться в сторону, потом вскочил и поймал поводья.
Толчки продолжались еще несколько минут, затем стихли. В воздухе висели тучи едкой пыли. Тарантио стреножил гнедого и бросился к упавшему Бруну. Юноша уже сел и часто моргал.
— Ты расшибся? — спросил Тарантио.
— Опять голову разбил, — пожаловался Брун. — Гляди, вон кровь идет.
— Да что с твоей башкой-то станется? — хмыкнул Форин. — Из-за тебя мы потеряли коней, болван!
— Брун никак не мог их спасти, — вступился Тарантио. — А если б мы проехали еще несколько ярдов, то и сами сгинули бы в этой пропасти.
— Слыхал ты, чтобы такое случалось в землях Кордуина? — спросил Форин. — Я — ни разу. Вот в окрестностях Лоретели землетрясения не редкость, но чтобы здесь…
Тарантио глянул на свои руки — они все еще дрожали.
— Думаю, всем нам не помешает отдохнуть, — объявил он. — Да и кони еще не совсем успокоились.
Распутав ноги гнедого, он повел мерина к расколовшемуся холму. У подножия была небольшая рощица. Привязав коней, Тарантио и Форин уселись отдыхать, а Брун побрел в сторонку, чтобы облегчиться.