Чудовищный воин с минуту молчал.
— Здесь есть о чем подумать, — наконец сказал он. — А мы еще освоили ваш язык… не совсем хорошо. Этим утром солнце взошло… не правильно. Я думаю, ты… правду говоришь. Эльдеры сделали это с нами… магией.
— Вы превосходно освоили наш язык, сударь, — сказал Бэрин. — И так быстро! На мой взгляд, это просто удивительно.
— Нам легко даются языки, — промолвил чужак. — Ваш народ… уничтожил эльдеров?
— Да, то есть… никто не знает, что с ними случилось. Их край оказался разорен. Наша армия пришла туда, чтобы сражаться, но там… случилось то же, что и здесь, только наоборот. Трава, деревья, вода — все исчезло. И города эльдеров — тоже.
— Ты и я… обсудим это потом. Теперь займемся тем, что можно выяснить сразу. Кто здесь из вас самый сильный?
Среди крестьян воцарилось испуганное молчание.
— Я, — сказал наконец Иордис, выступив вперед. Предводитель чужаков подошел к нему. Он был выше кузнеца на фут с лишним.
— Как называется ваша раса? — спросил он.
— Мы… — кузнец запнулся. — Люди. Просто — люди.
Чужак подозвал одного из своих соплеменников. Тот спешился и подошел к ним.
— Сразись с ним, — велел предводитель Иордису.
— Сражаться — это не наше дело, сударь, — вмешался Бэрин. — Мы не воины.
— Помолчи. Я хочу видеть, как один из твоих людей сразится с даротом.
С этими словами он обнажил меч и бросил его кузнецу. Иордис с привычной сноровкой поймал рукоять меча, но тут же зашатался под его тяжестью. Его противник тотчас выхватил свой меч и бросился на кузнеца. Иордис отразил первый удар и, ухватив меч двумя руками, сам нанес скользящий удар по плечу чужака. Меч глубоко вошел в белую плоть, и из раны хлынула мутно-белесая жидкость. Иордис ударил снова, но его противник пригнулся, поднырнул под атакующий клинок и по самую рукоять вонзил свой меч в живот кузнеца, а потом резко вздернул лезвие вверх, к сердцу. Кровь и воздух со свистом хлынули из рассеченных легких Иордиса, мертвое тело рухнуло на траву. Раненый чужак сунул свой меч в ножны и, вытащив кривой кинжал, срезал с плеча убитого лоскут плоти. Сунул в рот и начал жевать. Струйки крови текли по его мертвенно-белому, нечеловеческому лицу.
— У них соленое мясо, — объявил он, повернувшись к своему предводителю. Прочие всадники испустили прерывистое шипение, и Бэрин понял, что это они так смеются. Иордис был его близким другом, но сейчас крестьянин был слишком потрясен и испуган, чтобы горевать о его смерти. В этот миг он чувствовал лишь одно — радость оттого, что неон лежит, мертвый, в луже собственной крови.
Предводитель даротов взял Бэрина за плечо.
— Садись на своего коня и поезжай за нами, — приказал он. — Нам еще нужно будет о многом поговорить.
— А как же мои друзья? — спросил крестьянин.
Предводитель что-то повелительно рявкнул, и дароты, разом выхватив зазубренные мечи, сомкнули кольцо вокруг перепуганных крестьян. Те пытались бежать, но безуспешно, и воздух огласили их предсмертные крики. И минуты не прошло, как все крестьяне были перебиты, и трава под ногами покраснела от их крови.
Бэрин остолбенел, потрясенный такой жестокой резней.
— Мы же не хотели вам зла! — прошептал он. — Мы… то есть они были всего лишь мирными крестьянами.
Предводитель даротов глядел на него сверху вниз, и его огромные черные глаза были непроницаемы.
— Они были ничем, — отрезал он, — ибо они были слабы.
Только с третьей попытки Бэрину удалось взобраться в седло — руки и ноги отказывались ему повиноваться. Предводитель даротов легко вскочил на своего гигантского жеребца. Прочие дароты спешились и, подбежав к убитым, принялись сдирать с них одежду.
— Однако твои друзья не закончат свою жизнь совсем уж бессмысленно, — прибавил предводитель даротов. — Соленое мясо — весьма редкий и ценный деликатес.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Дуводас был встревожен. Закрыв глаза, он перебирал струны, и арфа отзывалась ему трепетными трелями.
— Очень красиво, — заметила Шира.
— Но не правильно, — отозвался он и, открыв глаза, взглянул на девушку. Она сидела на краю ограды, окружавшей колодец. На ней были светлая шерстяная рубашка и красновато-коричневая юбка. Отложив арфу, Дуводас подошел к Шире и поцеловал ее в щеку.
— Сегодня со мной не очень-то весело, — сказал он.
— Мне с тобой всегда весело, Дуво. А почему ты говоришь — «не правильно»? Что это значит?
— Да я точно и сам не знаю. Когда-то я видел картину — три женщины стоят на стене замка и смотрят на море. Долгие годы мне помнилась эта картина, но когда я вновь увидел ее, одна из женщин оказалась в зеленом платье, хотя мне помнилось, что оно синее. И вдруг картина показалась мне не правильной, словно художник зачем-то изменил ее. — Он помолчал, затем снова взял в руки арфу. Оперев ее о бедро, Дуводас заиграл припев Любовной Песни Буала. Когда он закончил, Шира захлопала в ладоши.
— Обожаю эту мелодию! — воскликнула она. — Ты играл ее в самый первый вечер.
— Но совсем не так, — сказал Дуводас. — Музыка изменилась.
— Как может музыка измениться? Он улыбнулся.
— Моя музыка порождена магией этой земли. Либо изменилась сама магия, либо — моя способность воспринимать ее. Когда ты впервые услышала эту песню, ты заплакала от счастья. Такова магия Буала. Сегодня же ты не плакала. Магия подействовала на тебя совсем иначе. Твой восторг идет от разума, а не от сердца.
— Может быть, потому, что я уже не раз слышала эту песню? — предположила Шира.
— Нет. Магия Буала должна вызывать слезы. Что-то не так, Шира.