— Он уехал из Кордуина, — сказал Тарантио.
— Меня это не удивляет. Я не доверяю колдунам — плутовское, знаете ли, племя. Вот с пиявками все ясно — они высасывают у больного дурную кровь, и никакого колдовства.
Тарантио проводил лекаря до порога, уплатил ему за визит и вернулся к постели больного.
— Нужно было затолкать ему в рот этих его пиявок, — проворчал Дейс. — Напыщенный идиот!
— А все же в его словах есть доля правды. Думаю, болезнь Бруна и вправду дело рук колдуна. Ты же видел его глаза — теперь они оба золотистого цвета. Никакого волшебного шара не было — это просто какие-то чары. И они все больше овладевают Бруном.
— Верно, — жизнерадостно согласился Дейс. — Я же и говорю — надо было нам прикончить Ардлина.
— У тебя, братец, на все один ответ — прикончить.
— Каждому свое, — отозвался Дейс. Брун застонал, затем вдруг заговорил на языке, которого Тарантио прежде никогда не слышал — певучем и мелодичном. Тарантио сел у постели, положил ладонь на пылающий лоб Бруна. Потом налил в тазик теплой воды и, откинув одеяла, обмыл нагое тело Бруна — чтобы вода, испаряясь, хоть немного охладила кожу.
— До чего же он исхудал! — заметил Дейс. — Ты бы приготовил ему мясного отвара или что-нибудь в этом роде.
Брун открыл золотистые глаза.
— Ох, как больно! — прошептал он.
— Лежи, друг мой, лежи. Поспи, если сумеешь заснуть.
— Мне холодно.
Тарантио снова пощупал лоб больного, потом укрыл его одеялами и пошел в кухню. Кухарка, которую он нанял, сбежала, едва Брун заболел. Еды в доме не было. Вернувшись в спальню, Тарантио подбросил дров в огонь, потом накинул плащ и вышел в снежную круговерть. До таверны «Мудрая Сова» путь был неблизкий, и он изрядно продрог. На плечах и голове у него наросли снежные сугробы.
Он постучал в дверь таверны, и ему открыла Шира. Войдя в залу, Тарантио стряхнул с себя снег.
— Извини, что побеспокоил, — сказал он, — но мой друг заболел, а у нас в доме ни крошки. Не приготовишь ли что-нибудь на скорую руку, чтобы я мог взять с собой?
— Да, конечно, — весело сказала она. Повернулась — и лишь тогда Тарантио заметил, что она на сносях.
— Поздравляю, — сказал он. Шира мило покраснела.
— Мы с Дуво очень рады.
— Дуво?
— Ну да, Певец. Помнишь?
— Ах да. Желаю вам обоим счастья.
— Присядь у очага и подожди, а я покуда принесу тебе горячего вина с пряностями.
Хромая, она ушла в кухню. Тарантио сбросил плащ и присел на корточки у огня. Жар очага мгновенно охватил его, и он блаженно поежился. Глядя на весело пляшущее пламя, Тарантио позволил себе расслабиться, а потому не услышал сзади едва различимых шагов. Зато Дейс всегда был начеку — и, перехватив у Тарантио власть над телом, вскочил и стремительно развернулся. В руках у него блеснули мечи.
Перед ним стоял стройный светловолосый человек с изумрудно-зелеными глазами.
— Я Дуводас, — сказал он.
— Повезло тебе, что ты не покойный Дуводас, — проворчал Дейс. — Привычку завел — подкрадываться.
— Я вовсе не подкрадывался, Тарантио. Ты просто задумался и не слышал, как я подошел. Шира сказала мне, что твой друг болен, и я пришел предложить свою помощь.
Дейс хотел уже сказать ему, куда именно он может засунуть свою помощь — но тут Тарантио поспешно отпихнул его и занял свое место.
— Ты умеешь лечить? — спросил он. Дуводас ответил не сразу, глаза его сузились. Неужели он каким-то образом заметил превращение Дейса в Тарантио?
— Я немного разбираюсь в травах и снадобьях, — сказал наконец Дуводас.
— Тогда ты будешь желанным гостем в моем доме. Я, признаться, привязался к Бруну. Может, он и не гений, зато честный и не болтлив. И, кстати, прости мне невольную грубость. Слишком долго мне пришлось воевать, и я привык, что люди, которые бесшумно возникают за моей спиной, как правило, желают мне зла.
— Пустяки, друг мой, — отмахнулся Дуводас. Шира принесла холщовую сумку, битком набитую едой.
— Этого вам хватит, чтобы до завтра не умереть с голоду. Приходи завтра — я приготовлю тебе корзину со съестным.
Тарантио хотел заплатить, но Шира остановила его.
— Мы и так задолжали тебе ужин за тот день, когда ты съехал из таверны. Заплатишь за завтрашнюю еду.
Тарантио благодарно поклонился и повесил на плечо увесистую торбу. Набросив плащ, он направился к двери. Дуводас вышел вслед за ним на улицу. Тарантио сурово взглянул на безумца, на котором были только зеленая рубашка, тонкие штаны и сапоги.
— Ты же замерзнешь до смерти, — сказал он.
— Я люблю холод, — ответил Дуводас, и они бок о бок зашагали по заваленной снегом улице. Ледяной ветер дул им в лицо, взвихривал рыхлый снег. Тарантио косился на своего спутника, дивясь, что тот словно и не чувствует холода. Двадцать минут спустя Тарантио распахнул парадную дверь своего дома и вошел в прихожую. Очаг в гостиной почти угас, и Тарантио подбросил в огонь дров.
— Странный ты человек, — сказал он. — Где тебя растили — в вечной мерзлоте?
— Нет. Где твой друг?
— В дальних покоях, в спальне.
Пройдя через дом, они вошли в спальню. Брун спал и что-то бормотал во сне.
— Тебе знаком этот язык? — спросил Тарантио, когда Дуводас сел на краешек постели. Брун внезапно запел, и спальня наполнилась ароматом роз. Потом он застонал и стих.
— Откуда взялся этот запах? — удивился Тарантио. — Зимой розы не цветут.
— Что за магия потрудилась над этим человеком? — спросил Дуводас. Тарантио рассказал ему о поврежденном глазе Бруна и о визите к Ардлину.
— Я не видел, что именно он сделал, но зрение у Бруна теперь отменное.
— Он не болен, — сказал Дуводас. — Он превращается.
— Во что?
— Этого я не могу сказать наверняка. Однако в нем есть сильная магия, и она все крепнет.
Брун открыл золотистые глаза и уставился на Дуводаса. Певец взял его за руку и заговорил на языке эльдеров. Брун улыбнулся, кивнул — и снова погрузился в крепкий сон.