— Наш сын, — поправил он, накрыв ее ладонь своей. Потом нежно провел рукой по ее черным волосам. — У меня нет слов, чтобы выразить, каким счастьем ты меня одарила. Как только я мог думать, что любовь разрушит мою музыку! Каждый день, прожитый рядом с тобой, наполняет меня новой силой.
— Ты смущаешь нашего гостя, — нежно упрекнула Шира.
— Это не так, — сказал олтор. — Однако же я должен вас покинуть. Скажи мне, Дуводас, есть ли в пределах города место, где еще жива магия земли?
— Разве что очень слабая, — ответил Дуво.
— Этого-то я и боялся. Вы, люди, схожи с даротами: подобно им вы извлекаете из земли магию, ничем не возмещая этой потери. Вы покрываете землю мертвым камнем, а это для нее губительно.
— Зачем тебе нужно такое место? — спросил Дуво.
— Дабы коснуться звезд. Есть истины, которые я должен познать, и загадки, которые надлежит разгадать.
— Поблизости есть парк, — сказал Дуво. — Всякий раз, когда мне нужно прикоснуться к магии, я иду туда. Как я уже сказал, магия там слабая, но ты ведь намного могущественней меня.
— Ты отведешь меня туда?
— Отведу. Летом там бродят злые люди — воры и грабители. Сейчас слишком холодно, так что нам ничто не грозит.
Закутавшись в плащ и пониже надвинув капюшон, Первый Олтор шел рядом с Дуводасом по прихотливому лабиринту городских улиц. В тот самый миг, когда они вышли на Площадь Виселиц, из-за облаков показалась луна. Олтор замедлил шаг и взглянул на печальную череду повешенных.
— Вы так легко убиваете, — с грустью промолвил он.
— Я никогда и никого не убивал, — отозвался Дуводас.
— Прости, Дуводас. Ты, однако, не знаешь, сколько боли причиняют мне подобные зрелища. Пойдем, нам надо торопиться. Этот город похож на обиталища даротов. Не то чтобы отсюда ушла магия, но здесь властвует мощь, подобная алчному водовороту, и я чувствую, как из меня высасывают силу.
Они прибавили шагу, вошли в парковые ворота и по обледенелому откосу поднялись к невысоким холмам, теснившимся посреди парка. Обернувшись, Первый Олтор взглянул на мерцавший огнями город.
— Что станете делать вы, люди, когда истощите всю магию земли? — спросил он. — Что тогда с вами станет?
— Быть может, — ответил Дуводас, — мы найдем также способ возродить ее.
Первый Олтор кивнул.
— Это хорошая мысль. Не забывай о ней.
— Ты сказал это без убеждения, — заметил Дуводас. — Неужели ты считаешь, что мы на такое неспособны?
Первый Олтор покачал головой.
— Дело не в том, на что вы способны. Вы просто иные. Если бы все олторы, кроме одного, вдруг ослепли, остальные сделали бы зрячего своим вождем, дабы его глазами могли видеть все. Вы, люди, не таковы. Слепые завидовали бы зрячему и захотели бы и его лишить зрения. Я многое узнал от Бруна. Когда он был еще совсем юн, в его деревне жила женщина. Она обладала силой Целителя. И однако же люди сожгли ее на костре и ликовали, сделав это. Впрочем, не стоит сейчас отвлекаться.
Пусть тебя не беспокоит то, что ты сейчас увидишь. Ни единый человек в городе ничего не заметит.
С этими словами олтор поднялся на самую вершину холма и преклонил колени в снегу. Мгновение — и снег растаял, и Дуво ощутил солнечное, летнее тепло, которое исходило от коленопреклоненной золотой фигуры. Олтор запел, негромко и сладостно, сотворяя музыку, совершенней которой Дуводас еще не встречал. Зачарованный этим чудом, он опустился на снег.
Вокруг фигуры олтора разлилось голубое мерцающее сияние, и Дуво вдруг поражение увидел, как душа олтора отделяется от тела и, чудесно блистая, растет, заполняет все небо. Призрачный сияющий гигант коснулся руками звезд, бережно собрал их в ладони. Вокруг коленопреклоненного тела пышно расцвели цветы — крохотные подснежники, желтые нарциссы, сиявшие отраженным светом луны. Казалось, для Дуводаса время остановилось, и когда музыка стихла, сердце его горестно сжалось, словно от великой, невозвратной потери. Слезы хлынули из его глаз, и темная волна печали едва не накрыла его с головой. Первый Олтор положил руки ему на плечи.
— Прости, друг мой. Эта магия была для тебя чересчур сильна. Успокойся.
И безмерная печаль поблекла, сменившись легкой грустью.
— Я видел, как ты касался звезд, — проговорил Дуво. — Как же я завидую твоей мощи!
— Ты не только это можешь увидеть, если пожелаешь, — ответил Первый Олтор.
Дуводас уловил в его голосе грусть.
— Что же это? — спросил он.
— У меня есть ответ, Дуво, но он причинит тебе боль. Когда дароты уничтожили мой народ, они исполнились решимости стереть с лица земли и эльдеров. Подобно нам эльдеры не могли сражаться, но они усилили свою магию и сотворили могучее заклинание. — Наклонившись, олтор взял в ладонь пригоршню снега, слепил снежок и, размахнувшись, подбросил его вверх. Снежок взлетел — и мгновенно растаял. — Заклятие эльдеров прошло по всей земле, собирая воедино магию, и поглотило города даротов, заключило их в черную Жемчужину, которую эльдеры укрыли на вершине самой высокой горы. Так они спаслись от неминуемой смерти, однако же при этом не был убит ни один дарот. Когда армии людей двинулись на Эльдер, были такие, кто предлагал повторить заклинание и заключить людей в ловушку — однако Совет Старших решил иначе. Эльдеры обратили заклинание против себя самих, лишь одного старца оставив оберегать новорожденную Жемчужину.
Люди убили его, и Жемчужина стала предметом новой войны. Люди сочли ее средоточием великой силы — как и было на самом деле. И вот теперь из-за алчности и властолюбия всего одного человека дароты вернулись, а Жемчужина Эльдеров оказалась вдали от родных мест.
Первый Олтор вздохнул и, повернувшись к Дуводасу, положил руку ему на плечо.
— Хотел бы ты снова увидеть Эльдерису?
— Больше жизни.
— Тогда стань рядом со мной.
Олтор выпрямился, воздел руки — и снова лютый зимний холод накрыл вершину холма, цветы мгновенно увяли. Сгустились тучи, и на парк и город опять посыпался снег. Однако Олтора и Дуво не коснулась ни единая снежинка — ибо теперь они стояли на нагих безжизненных скалах, которые были когда-то Эльдером.