Капитан отхлебнул принесенный кофе и вновь погрузился в раздумья: «Проблема заключается в том, что у меня времени в обрез. Известно, что царский кортеж прибудет в Ялту в Вербное воскресенье — восемнадцатого, то есть всего через три дня. За ним, предположим на следующий день, явится «старец». А я окажусь в Ялте завтра — тринадцатого марта. Выходит, до приезда Государя у меня останется только пять дней, а до появления Распутина минимум шесть-семь. Маловато. Рассчитывать, что, слоняясь по людным местам, я обязательно натолкнусь на англичанина и пойму, что именно он и есть агент, — смешно. Следовательно, у меня остается единственный вариант — следить за Распутиным, фактически его охраняя. Одновременно придется присматриваться к окружающим. Во всяком случае, надобно поставить себя на место этого британца и предугадать его действия. Но заглянуть в ресторации, клубы и казино все равно не мешает».
Мяличкина отвлекли возгласы двух иностранцев за соседним столиком. Французы о чем-то горячо спорили, уплетая блины с семгой и красной икрой. Рядом с ними находился русский переводчик. Прислушавшись, он понял, что речь идет о разработке какого-то рудного месторождения в Крыму. Оказывается, один из чужеземцев заключил с собственником договор аренды на десять лет, но сам к разработке не приступил, а на пять лет переуступил свое право соотечественнику с очень хорошим куртажем — тридцать процентов от чистой прибыли, получаемой от продажи руды.
«Дельцы, по-моему, самые большие оптимисты — договора заключают на десять лет… А что такое в России десять лет? — усмехнулся собственным мыслям капитан. — За прошедшие десять лет чего только не случилось: война, беспорядки, страну захлестнул такой террор, что до сих пор из него выбраться не можем… Мало того — снова стоим на пороге очередной катастрофы. Ох уж эти англичане! Ради того чтобы удержать власть в колониях, они готовы ввергнуть мир в новое кровавое побоище!» Капитан вновь обратил внимание на соседей. Один из иностранцев достал из кармана «Биржевые ведомости», развернул их и, повторяя за переводчиком, принялся читать вслух заголовки — выходило весьма скверно, другой же подшучивал и говорил, что русский язык ему знать совсем необязательно, а достаточно выучить всего несколько слов: «барышня», «чуть-чуть», «давай-давай» и «слава Богу». Переводчик скромно посмеивался.
Мяличкин сделал маленький глоток крепкого кофе и вернулся к собственным мыслям: «Итак, план-минимум у меня есть. Теперь посмотрим, что предложит мой одесский коллега и чего стоят его осведомители».
До прибытия поезда в Севастополь оставалось четыре часа.
4
Тайник
На Старом ялтинском кладбище, что на Поликуровом холме, собрался чуть ли не весь город — в последний путь провожали гласного городской управы Дмитрия Мусатова. Известный некогда в столице баритон по окончании карьеры решил поселиться в Крыму. Энергичный от природы, бывший певец рьяно взялся за благоустройство центральных улиц курорта, за что его не раз хвалили на страницах «Русской Ривьеры». Вскоре заезжую знаменитость избрали гласным управы. Экс-король оперных подмостков облюбовал себе довольно странную должность — заведование очисткой городских улиц от мусора. Этот на первый взгляд не совсем понятный для окружающих выбор позволил ему вскоре приобрести в Ялте несколько дач, благодаря чему он сделался довольно влиятельным домовладельцем. Казалось, счастливой жизни успешного дельца ничто не угрожало. Но всего за неделю до смерти он как-то сник и все чаще стал наведываться в церковь. А третьего дня обошел всех, с кем у него случались ссоры или недоразумения. В разговоре он, как бы между прочим, сожалел, что доставил кому-то обиды, а уходя, тихо извинялся.
Слышали даже, как он оправдывался перед книготорговцем Синани — давним знакомым Чехова, — чью торговлю Мусатов не раз грозился прикрыть. Сказать по правде, хозяин лавки и сам был не подарок — словоохотливый караим и дня не мог прожить, чтобы не покритиковать местную и столичную власть, да и его заведение больше напоминало книжный развал, чем солидный магазин, достойный набережной Ялты. И вот теперь этот неугомонный старик стоял у гроба своего недавнего обидчика и робко смахивал скупую старческую слезу.
Лица же остальных участников погребальной церемонии, в особенности коллег почившего, выражали скорее недоумение и растерянность, нежели истинную скорбь. Да и природа грустить не хотела: солнце улыбалось и грело землю; от весеннего ветра слегка покачивались кипарисы, а в тополиных кронах весело переговаривались жаворонки и чибисы; с горных склонов доносился запах цветущего кизила.
После отпевания гроб опустили, и по крышке застучали комья земли. Быстро вырос серый холм, украшенный венками. Вкопали массивный дубовый крест. Батюшка размахивал кадилом и все еще читал молитву. Постепенно люди стали расходиться. Незаметно от толпы отделился человек средних лет в дорогом костюме английского покроя. Он не сразу направился к выходу, а стал прохаживаться по дальней аллее, пытаясь, видимо, отыскать последнее пристанище кого-то из родственников. Остановившись у мраморного надгробия с надписью «Действительный статский советник В. В. Грабс», импозантный господин наклонился и поправил оставленные кем-то красные тюльпаны. Незаметно оглядевшись по сторонам, он отодвинул у самого изголовья камень, быстро извлек тщательно свернутый кусочек папиросной бумаги. Постояв минуту, он перекрестился и как ни в чем не бывало поплелся к главным воротам юдоли, где останавливались извозчики.
Забравшись в коляску, он облегченно выдохнул и приказал вознице:
— Гони на Ауткинскую.
— В рупь обойдется, барин.
— Ладно, трогай.
Через четверть часа он уже сидел за столом снятой им комнаты. Записка, исполненная невидимыми чернилами, проявилась почти сразу, стоило ее подержать над спиртовой горелкой. Сообщение являло собой несколько колонок цифр так называемого «книжного шифра», ключом которого являлась брошюра доктора Дмитриева В. Н. под названием «Лечение морскими купаниями в Ялте и вообще на Южном берегу Крыма». Цифры секретного послания скрывались за координатами букв: первые два значения, разделенные точкой, указывали страницу, вторые, отчеркнутые дробью, — нужную строку сверху, а третьи — место буквы в строке. Скоро столбцы превратились в текст:
«Я буду ждать вас в пятницу, 15 марта, в полдень, у мола».
5
Ротмистр Берг
I
Александр Самсонович Берг в контрразведке служил уже два года. Тридцатидвухлетний офицер для особых поручений контрразведывательного отделения при Штабе Одесского военного округа прошел не особенно тернистый путь. Можно сказать, что во время его движения по карьерной лестнице ему постоянно везло.
Потомок древнего, но уже обедневшего дворянского рода, переселившегося из Пруссии еще при Екатерине II, в 1904 году окончил Тверское кавалерийское юнкерское училище. Вчерашний юнкер был послан служить в один из дальних гарнизонов Виленского военного округа. Усердное отношение к обязанностям и безупречная репутация позволили молодому корнету обрести звание поручика, а всего через четыре года после выпуска и штабс-ротмистра. Но полковая рутина наскучит любому, даже самому старательному офицеру. Жизнь между летними маневрами, смотрами, строевыми занятиями, неизменным штосом по вечерам и шумными попойками в офицерском собрании все больше набивала оскомину. И когда стало совсем невмоготу, он подал рапорт о переводе в корпус жандармов. Тем более что для этого у Берга имелись все основания: потомственное дворянство, окончание военного училища по первому разряду, православное вероисповедание, отсутствие долгов и шесть лет полковой выслуги.