Летти была уверена, что Мартин не удержится на ногах, но он устоял. Выругавшись, он нанес Рэнсому удар правой в сердце, однако тот вывернулся, и кулак скользнул по ребрам. Рэнсом расставил ноги и ударил Мартина кулаком в живот. В этом ударе было все отвращение, которое он испытывал к предателю. Мартин скорчился и застонал. Рэнсом ударил его снова, свалил с ног, но Мартин тут же вскочил, в руке его был сосновый сук. Он бросился на Рэнсома, взмахнул суком и нанес удар сверху по голове. У Рэнсома искры посыпались из глаз, однако ему удалось увернуться от следующего удара, и он обрушился на Мартина всем своим весом.
Они сцепились, нанося друг другу беспорядочные удары. Летти кружила вокруг, бросаясь из стороны в сторону, пытаясь добраться до револьвера. Они дрались так, что рубашки и на том и на другом были разорваны в клочья. Летти с отвращением смотрела, как плоть ударяется о плоть. Их тяжелое дыхание, лица, разбитые в кровь, приводили ее в ужас. Она должна была это прекратить, должна!
Наконец Рэнсом бросил Мартина через бедро. Тот упал на траву и оказался почти рядом с револьвером. В следующее мгновение Летти, не раздумывая, ринулась вперед и успела первая.
Ее рука сомкнулась на рукоятке, палец нащупал курок. Она подняла тяжелый ствол и навела его Мартину между глаз. Не нужно целиться, не нужно размышлять. Промахнуться невозможно. Она крепче сжала револьвер, глубоко вдохнула…
20
— Летти, нет! — прокричал Рэнсом, и Летти замерла с револьвером в руке. Почему он запрещает ей стрелять? Ведь Мартин не пощадит их, если завладеет оружием.
В следующее мгновение раздался другой голос, который Летти уже слышала как-то ночью, — спокойный, но строгий, не допускавший возражений:
— Правильно, мисс Летти. Не надо.
Мартин сдавленно вскрикнул. Рэнсом не издал ни звука. Летти посмотрела через плечо, и дыхание ее перехватило, кровь отхлынула от лица. Она медленно встала, опустив руку с револьвером.
Люди в белых простынях бесшумно появились из леса, как привидения или как охотники, кем большинство из них и были всю жизнь. Угрожающе безмолвно они взяли их троих в кольцо и начали сжимать его. В руках у главаря была свернутая кольцами веревка. Потертая и мягкая, она небрежно раскачивалась, конец ее был завязан палаческой петлей.
Рэнсом встал рядом с Летти и обнял ее. Она все еще держала в руке револьвер, но даже не пыталась поднять оружие.
Стало так тихо, что слышно было легкое потрескивание осоки, примятой ногами и теперь распрямлявшейся. Летти сдавило грудь, нервы были напряжены, как натянутые струны. Это не могло так закончиться, было бы несправедливо, если бы все завершилось именно так! Рэнсом был Шипом, но не преступником, которого можно вздернуть на ветке. Он наказывал только тех, кто этого заслуживал. Он делал все, что в его силах, чтобы исправить многочисленные несправедливости, с которыми сталкивался. Да, однажды он бросил вызов этим людям, но только защищая свою собственность и своего друга.
Рэнни не заслуживал такой унизительной и бесславной смерти!
Летти шагнула вперед:
— Вы не можете этого сделать!
— Только мы и можем.
— Но это не правильно! Это несправедливо! — воскликнула она в отчаянии, глаза ее жгли слезы.
— А что сейчас вообще справедливо? Вожак взмахнул веревкой, и петля опустилась на плечи Мартина. Главарь повернулся к Летти и Рэнсому.
— Вы оба нас обяжете, если поскорее уйдете. Теперь мы сами обо всем позаботимся.
Смысл происходящего дошел до всех троих не сразу. Первым его понял Мартин. Он упал на колени и начал молить о пощаде.
Рэнсом нахмурился и покачал головой:
— Мы уйдем, только если Мартин уйдет с нами.
— Убирайся отсюда, сынок. Мы уступили тебе с Брэдли Линкольном, но сейчас этого не будет. Предоставь его нам.
— Правосудию веревки? Давайте я его заберу и сдам военным.
— Чтобы он мог отболтаться? Нет уж. Он подонок. Можешь винить войну, «саквояжников», что угодно, но он все равно подонок.
— Неважно, кто он. Виновен он или нет, должен решить суд.
— Мы и есть суд. И судьи, и присяжные заседатели.
— Так вы делаете только хуже для всех. Я не могу этого допустить.
Летти понимала, что все напрасно: их слишком много, и они очень решительно настроены. И все-таки Рэнсом пытался их остановить. Таким уж он был человеком. Осознав все это наконец, она ощутила в груди такой прилив любви и гордости, что это почти вытеснило страх.
— Тебе не должно быть дела до этого. Ты все равно не можешь нам помешать. — Главарь подал знак, и люди в простынях навели винтовки на Рэнсома. — Еще раз говорю тебе, убирайся отсюда, пока не случилось того, о чем мы все будем сожалеть.
— Это не правильно…
Вооруженные Рыцари начали приближаться, и Летти поняла, что настало ее время действовать.
— Пожалуйста! — взмолилась она, схватив Рэнсома за руку. — Пожалуйста, увези меня отсюда…
Она явственно ощутила напряжение от борьбы, которая происходила сейчас в душе Рэнсома. Ей стало страшно, что он откажется и будет драться с ними. Не столько из-за Мартина, сколько из-за того, что считал справедливым.
— Пожалуйста, Рэнсом, — прошептала она.
«Наверное, подействовало то, что я его так назвала, — подумала Летти. А может быть, тревога за меня».
Как бы то ни было, Рэнсом вдруг опустил голову, взял ее руку и медленно двинулся прочь. Кольцо людей в белых простынях разомкнулось, и они вышли из него. Потом кольцо снова сомкнулось и сжалось вокруг Мартина Идена.
Рэнсом пошел быстрее. Спотыкаясь и наступая на юбки, Летти ковыляла за ним, пригибаясь под ветками. Назад она оглянулась только один раз, когда Мартин начал визжать, но его не было видно за спинами людей в простынях. Содрогнувшись, Летти отвернулась и почти бегом бросилась за Рэнсомом.
Они нашли лошадей у обочины дороги — те мирно пощипывали траву, волоча за собой поводья. Зная, что Мартину его лошадь больше не потребуется, Рэнсом быстро и умело укоротил стремена. Потом он взял у Летти револьвер, засунул его себе за пояс и придержал лошадь, испуганную хриплыми криками Мартина, пока Летти садилась в седло.
Внезапно крики прекратились. Летти обхватила лошадь за шею и припала к ней головой, пережидая, когда пройдет дрожь в ногах. Рэнсом подъехал и положил руку ей на плечо:
— Мы ничего не смогли бы сделать. Ничего.
— Я знаю, — прошептала она.
— Он сам во всем виноват.
— Я знаю! Не в этом дело…
— А в чем же? Скажи мне.
«Она все равно обвиняет меня в том, что я не смог предотвратить эту казнь, — подумал Рэнсом. — А может, это я сам себя обвиняю?..»
Горло Летти мучительно сжалось.
— Господи милосердный, я думала, это собираются сделать с тобой! — чуть слышно прошептала она.
Рэнсом не смог сдержать вздоха. Рука его на мгновение сжала ее плечо. Несколько отрывисто он произнес:
— Давай уедем отсюда.
Они скакали быстро, не оглядываясь; лица их словно застыли. Солнце палило над головами, но они не ощущали его жара. Лишь переезжая речку, они ненадолго остановились, чтобы дать лошадям напиться, а потом Пустились дальше.
Летти едва замечала, по каким дорогам они скакали, и не думала о том, куда они едут. А если и думала, то полагала, что они возвращаются в Сплендору, — пока Рэнсом не свернул на проселок и не остановился перед так хорошо знакомой хижиной под раскидистыми дубами. Летти пристально посмотрела на него, но ничего не сказала. Он помог ей выбраться из седла и повел лошадей под навес, а Летти подошла к крыльцу и села на ступеньки. Она машинально сняла шляпу, поправила растрепавшиеся волосы и, опершись локтями на колени, закрыла лицо руками. Внезапно ее охватил гнев — неудержимый гнев и горечь из-за этой его последней выходки. Ну зачем он привез ее сюда?! То, что этот гнев всего лишь скрывал боль, было неважно: он вполне годился вместо щита.