Все получалось, как надо. Карими была хорошей ученицей. И она не раз тренировалась уже на войске мужа, которое старательно рассеивало вокруг себя энергетическое дерьмо. Нити разделялись, очищались и растворялись. А новоявленная Ак-Тау получала истинное удовольствие, глядя, как исчезает тяжелый след от людских чувств, как собирается Свет в крохотный сосуд на том месте, где должно было быть сердце.
Карими была довольна собой. Довольна своей работой. Едва ли не впервые в жизни. Ой, какой жизни? Жизни-то нет уже. Да и была ли… Впервые на своей памяти. Вот так будет вернее звучать.
Интересно, а может ли она растворять камни? Или живых людей? Бррр. Эта мысль вызвала отторжение. Не хочется. Наверное, и не получится. Тело того солдата не было уже живым. И он был злым. Поэтому, наверное, и получилось. Тогда она вообще проверила все свои возможные умения на этом солдате и следах. Оказалось – просто.
Где-то в этой куче грязи, что она только что вычистила, были и чувства ее мужа. Жаль, она не видела раньше, какой он на самом деле. Не могла… Не хотела. Она думала, что он равнодушен к ней из-за любви к Найрани. Сейчас она хорошо видела, что он не способен издавать Свет. Даже Найрани он не любил.
Карими ушла. Здесь она сделала все, что могла. Жаль, ненадолго. Но сидеть рядом с войском все время не было никакого желания. Ее манил Свет.
Тим…
Солнечный свет разбавил ночь, сделав ее по-акварельному прозрачной. Медведица смотрела в постепенно светлеющий потолок. Она не слишком хорошо помнила, как они перебрались в его домик. Так много было чувств. Так много было страсти, жгучей нежности. Так много было общего, обоюдного между ними.
Ночь была волшебная. Лучшая ночь в ее жизни.
Микан заснул. Мишка не смогла. Тело еще помнило ласки. Сердце еще бешено стучало, разгоняя по венам разгоряченную кровь, и успокаиваться не собиралось.
Медведица осторожно перебирала пальцами его волосы. Аккуратно, чтоб не разбудить, не потревожить. Свивала в темно-русые колечки самые кончики прядей. Разбирала их на более тонкие. Щекотала ими себе нос.
Она прижималась к спине Микана. Обвивала руками его торс. Утыкалась лбом в ложбинку между лопатками. Замирала от счастья, когда во сне он складывал свои руки поверх ее ладоней.
Она ожидала, что на камнях ее души всегда будет пусто. А нет! Оказывается, там еще может что-то расти. Что-то прекрасное, нежное. Что-то готовое раскрываться навстречу теплу и ласке. Что-то, готовое отдавать. Готовое переплестись, срастись с другим подобным существом. Соединиться, чтоб отдать что-то так необходимое другому человеку и получить в ответ что-то абсолютно чудесное. Любовь.
Да, она любила. Всего за половину ночи Мишка погрузилась в это чувство полностью. Всем своим естеством. И ей было удивительно спокойно. Как хорошо, что вчера она задержалась у реки. Как замечательно, что он нашел ее там. Если бы не это стечение обстоятельств, Мишка никогда не узнала бы, каково это – любить. Не узнала бы, какие у него ласковые руки. Может быть, она никогда не решилась бы. Не впустила бы, если бы на месте Микана был кто-то другой.
Она лежала в объятиях мужчины. Своего мужчины!
Последние три недели перевернули всю ее и так не слишком устоявшуюся жизнь. Они дали ей больше, чем все те годы до них. Они вывернули ее чувства. Они вытащили на поверхность все самое болезненное, что долгие годы нарывало в душе под ровным внешним слоем спокойствия и уверенности в себе. Теперь раны в душе заживали очищенными и не причиняющими больше боли.
Мишка лежала в теплой кровати. Подушкой ей служило мужское плечо. Словно разморенная лаской кошка, Медведица счастливо потянулась и плотнее прильнула к теплому мужскому боку.
На прикроватной тумбе небрежной кучкой была свалена вперемешку их одежда. Они с Миканом что, голые по деревне бежали? Она не помнила, чтоб они одевались там, у реки. А если кто-то видел? Пойдет по деревне молва, что они трахались, как кролики, чуть ли не на ходу. Медведица заулыбалась. Какая разница? Оно того стоило.
Нет. Не трахались. Не подходило это слово к тому, что было между ними. Любили, ласкали, лелеяли…
Ни с кем не было так, как с ним. Других не осталось. Микан уничтожил их. Стер. Очистил все. Развеял их призраки как нечто несущественное. Мишка теперь понимала, что по-настоящему у нее до него никого и не было.
Ни к кому не хотелось прикасаться, как к нему. Никого до него не хотелось целовать. Никого не хотелось впускать в себя ни телом, ни душой.
До Микана.