Солнце разбросало по светлому одеялу розовато-золотистые блики восхода, словно лепестки каких-то диковинных цветов. Комната пахла любовью. Комната была наполнена отголосками ночной страсти.
Мишка потерлась щекой о голую мужскую грудь. Микан развернулся к ней, крепче смыкая объятья. Он потерся о ее шею носом и хрипловатым ото сна голосом прошептал:
– Это правда ты… Я уж было решил, что мне это все только приснилось.
– Кто здесь? – Тим остановился. Он уже давно понял: он снова не один. – Кто ты? Покажись!
Карими не удержалась. Пошла за ним и с удивлением поняла, что он идет по следу войска назад. К утру они вышли на место стойбища войска. То здесь, то там попадались остатки костровищ, наспех присыпанные землей. Карими даже нашла место, где стояла раньше ее палатка. А прямо напротив еще сохранился прямоугольник примятой травы от палатки ее мужа. Почему назад? Неужели он собирается искать ее, Карими? Почему? Чувства вины у него нет. Карими это видела. Он не считает себя виноватым в том, что с ней случилось. Тогда зачем? Чего он хочет. Неужели он еще надеется, что сможет помочь ей?
Слишком поздно… Все уже случилось.
И все равно Карими была ему благодарна. Очень.
– Это снова ты? Почему ты идешь за мной? И почему помогаешь?
Карими решилась и перестала отводить Тиму глаза. Лицо парня вытянулось от удивления.
– Госпожа! – Тим преклонил колено и опустил голову.
– Вставай уже… Почему ты меня чувствуешь?
Тим пожал плечами и поднялся на ноги, все еще ошарашенно рассматривая воплотившуюся перед собой девушку. Затем он облегченно выдохнул.
– Слава Богам, ты цела! Как ты это сделала? – Тим попытался потрогать ее, но его вытянутый палец натыкался на невидимую преграду и неизменно проскальзывал в сторону.
– Ты не можешь прикоснуться ко мне. Моя сила… Это она отводит твои руки.
Чуть позже они сидели рядом у костра и разговаривали, как старые знакомые. Почти друзья. Люди, разделившие одно наказание на двоих.
– Ты – не человек? – после долгого молчания Тим задал волнующий его вопрос.
– Нет…
– А кто? Призрак?
– Нет. Нас называют Ак-Тау, – Карими рассказала ему, кто такие Чистильщики.
– Ты всегда была такая?
– Нет. Когда ты помог мне выбраться из леса, я была еще человеком.
– Это он, да? Он виноват? Из-за него ты стала такой? Он что, приказал убить тебя?
– Не совсем, – усмехнулась Карими. – Пачкать об меня руки он не стал. Охрана просто завела меня в лес и оставила там. Но по сути это то же самое.
Карими уловила вспышку его гнева и поморщилась. Оказывается, даже светлые, в общем-то, люди отлично умеют засорять пространство.
– Пожалуйста, не злись. Мне очень тяжело думать, когда все вокруг заполнено гневом! – она прижала к вискам руки.
– То есть ты мертва? – его гнев схлынул, уступив место удивлению, непониманию и… тоске?
– Нет. Еще нет… Или уже нет… Ах, я сама пока не до конца понимаю, почему это все получилось именно так. А ты в самом деле шел искать меня?
– Да.
– Почему?
Тим уставился себе под ноги и пожал плечами.
– А ты помнишь, что я сказал тебе тогда, когда ты потерялась?
– Что именно? Ты там много наговорил лишнего.
Зеленые глаза Тима осветились по-мальчишески озорной улыбкой. Карими обдало волной радости и нежности.
– Я сказал, что если бы ты была моей женщиной, я бы берег тебя, как зеницу ока. Потому и пошел. Я сожалел, что не увел тебя тогда. Не сберег.
К нежности примешалась грусть. Она пробирала до самой глубины естества.
– А ты? Ты думала обо мне? Хоть немного.
– Думала.
Одно слово, и в коктейль его чувств снова вклинилась радость.
– Я чувствовала себя виноватой. Кляла себя за то, что убежала из лагеря. Ведь не попадись тебе я, Вегран бы тебя не наказал.
– Ты поэтому помогла мне тогда? Скрыла меня.
– Да.
– Спасибо, – Тим тепло улыбался. – Карими!
– Что?
– А я тебе хоть немного нравился?
– Нравился, – сказала, и загорелое лицо парня расплылось в счастливой улыбке. – А знаешь, я ведь тогда в самом деле об этом подумала.
– О чем?
– Надо было воспользоваться твоим предложением. Тогда получать наказание было бы не так обидно. А еще, я тогда шла рядом с тобой и жалела, что мой муж не похож на тебя, – Карими смотрела в зеленые глаза и понимала, что будь она живым человеком, ни за что бы не осмелилась сказать ему этого. Но ведь это правда. Такое было. Почему так тяжело иногда говорить правду? А еще тяжелее – признаваться себе в этой правде.
– Серьезно?
– Да. Только я прогнала от себя эту мысль. И мне было стыдно перед мужем за то, что я об этом подумала. Мне так хотелось быть для него хорошей. Самой верной, самой понимающей. Самой-самой.