«Скорее всего, поменьше», — возразил Крабат, вспомнив про парня, что предпочел покой и довольство.
Для подмены поймали они дюжину муравьев, превратили их в свиней и погнали к мельнице. Но только вступили в Черный Лес, как чары рухнули, и муравьи вновь стали муравьями.
Дважды еще пытались они прорваться — один раз с полевками, второй — с кротами. Но Черный Лес каждый раз разрушал чары.
«Придется настоящих купить», — вздохнул Крабат.
«А денег где взять? — вскинулся Маркус. — От золота ни крупицы не осталось!»
И тут Крабат возьми и скажи:
«Я обернусь волом, а ты продашь меня на рынке. Чем не выход? Только привязь, бога ради, не забудь себе оставить. Этой привязью будет шнур. Продашь вола с ним — вовек не вернешь. Он мне еще пригодится».
Маркусу не по себе: слишком уж рискованный этот план. Но Крабат не дал ему и слова сказать: «Продай меня самому ловкому перекупщику — такому, что при каждой сделке норовит сразу две шкуры содрать. Только сними с шеи привязь, и тревожиться не о чем! Может, я быстрее дома буду, чем ты!»
Вышел Крабат во двор, и оттуда донесся такой зычный рев, какого Маркус еще и не слыхивал. Выскочил он на крыльцо — стоит посреди двора вол, огромный, откормленный. Не вол, а целая гора мяса. Ай да Крабат, ай да молодец! Что тут делать? Взял Маркус вола и повел его в город. А день был базарный, и на рыночной площади толпилось столько народу, что у него даже в глазах зарябило. Тут и продавцы, и покупатели, и такие ловкачи, что и без купли — продажи нажиться умеют. Перед самой ратушей ряды крестьянок с корзинами. Чего тут только нет! И масло, и яйца, и грибы, и мед, и гуси, и яблоки. В левом проулке за ратушей разложили свой товар корзинщики, в правом торгуют рыбой и птицей; тут тебе и форель, и карпы, и рябчики, и фазаны. За ратушей, посреди широкой площади с фонтаном, бойко торгуют скотом. Согнали сюда и волов, и телят, и коров, и свиней, и овец, и коз. В одном углу визжат поросята, в другом блеют ягнята, а из-за высоких каштанов в конце площади лошадиное ржание слышится.
Едва Маркус вышел на площадь, как барышники плотно обступили его со всех сторон. Такого вола на рынке еще не видывали!
«Сколько хочешь за него, приятель?» — кричит один. А второй: «Пошли выпьем по маленькой, да и по рукам!» И третий: «Ни с кем не рядись, приятель. Тут все одно жулье! Продай вола мне, я по совести заплачу!»
Что тут началось! Все ругаются на чем свет стоит, никто никого не слушает, уже и кулаки в ход пошли. А Маркус стоит себе спокойненько, почесывает вола между рогами и говорит — негромко, но так, что все слышат: «Вола получит тот, кто больше заплатит!» Опять все разом орут, опять стараются один другого оттереть, оттолкнуть, в сторону оттащить. Наконец протиснулся к Маркусу главарь всех барышников — толстый, как бочка, алчные глазки жиром заплыли, а рот огромный и прожорливый, как у акулы. Он самый большой пройдоха из всех, что когда-либо обжуливали крестьянина.
«Бери, пока дают! — шепнул он Маркусу. — Сроду еще за вола такую прорву денег не отваливал!»
И вдруг как заорет: «Бери, тебе говорят, и сматывайся, пока я не передумал!»
Маркус взял деньги — их оказалось вдвое больше, чем он рассчитывал. Отвязав шнур, он тотчас отправился восвояси. Барышники вместе с главарем заспешили к городским воротам — собрались обмыть выгодную сделку в придорожном трактире.
Шумной компанией ввалились они в зал, расселись за столами и ну командовать! Подай им и то, и это, и окорок, и жаркое, и вино, и шнапс. А один из них велит служанке:
«И нашему чудо-волу кинь-ка сенца! Пусть живет да здравствует, пока не сдохнет!» Вошла служанка в хлев, а вол как заговорит человеческим голосом: «Принеси-ка и мне жаркого!»
Та со страху чуть об пол не грохнулась. А опомнившись, со всех ног бросилась в зал и, запинаясь на каждом слоге, еле выговорила:
«В-в-а-ш в-о-ол пп-ро-о-с-сит ж-ж-жаркого!»
«Вот это да! — завопил перекупщик. — Пускай тогда и шнапса тяпнет!»
Взрыв хохота, все горланят и, шатаясь, вываливаются из трактира — пошли вола шнапсом поить. А вот и дверь хлева. Открыли ее, и наружу со щебетом вылетела ласточка. Хлев пуст. Главарь перекупщиков мешком осел на кучу навоза: «Ну и жулик! Надуть меня, самого ушлого из всех барышников!» И взревел, словно вол, которого живьем жарят на вертеле.
Когда Маркус явился домой, Крабат уже поджидал друга, стоя в воротах.
«Вот удача так удача! — улыбнулся он. — Небось теперь денег хватит?»
«Хватить — то хватит, да только на свиней, а надо еще и на телегу; не на себе же их тащить».
«Вола второй раз продавать не станем, — рассудил Крабат. — Чересчур уж опасно. А вот переоденься-ка стариком крестьянином. Будто пришел ты на рынок лошадь продавать…»