Кто преодолеет и болота, и реку, и голые крутые склоны, тому преградят путь высокие стены из огромных нетесаных камней. А за стенами — солдаты с мечами и пиками. Неприступна эта крепость.
«Так ли уж неприступна? — в бешенстве топает ногой властелин крепости, маркграф. — Они осмелились разбить мое лучшее войско!»
Комендант крепости не согласен: «Одно дело — заманить войско в болота, другое — взять штурмом такую крепость, как эта».
Маркграф перебивает: «Как зовут их вожака?» «Вожаков много, господин. Но самый опасный среди них — Крабат». Маркграф испуганно вздрагивает.
«Сделай все, что нужно для обороны!» — приказывает он.
Комендант отправился выполнять полученный приказ. А маркграф подошел к подслеповатому окошку и стал глядеть за реку. Где-то на том берегу противник стягивает в кулак свое войско.
Значит, его зовут Крабат, размышляет маркграф; лицо у него мрачнеет и становится очень похожим на волчью морду. Он разбил мое войско, для такого река не преграда. Значит, и крепость не неприступна. Во всяком случае, для Крабата.
По узенькой каменной лестнице спустился маркграф в самую потайную комнату крепости. И самым тщательным образом запер за собой дубовую, обитую железом дверь. В комнате ничего нет, кроме грубо сколоченного стола и сундука, обитого железом. Ключи от сундука маркграф носит на груди под кольчугой. Ключей семь — столько же, сколько замков. Отпирает маркграф один замок за другим и каждый раз вынимает по книге. Но книг всего шесть: один ключ отпирает и запирает пустоту.
Маркграф садится за стол. В одной из книг должен содержаться совет, как победить Крабата, как спасти серую крепость, как навсегда вернуть завоеванные и вновь потерянные владения.
Нашелся этот совет в книге, которая начиналась словами: «Кем болото дорожит, тому оно и ворожит».
Лишь глубокой ночью поднялся маркграф в жилые покои. И глаза его так пылали во мраке, что стоявший на часах солдат испуганно шарахнулся в сторону.
«Словно дикий зверь подкрался», — расскажет он потом в караульном помещении. А другой солдат добавит: «Люди говорят, маркграф, мол, никогда над прозрачной водой не склоняется».
И оба, торопливо осенив себя крестным знамением, надолго умолкнут: куда как опасно вести о маркграфе такие речи. Ушей у него хватает, а слова «Повесить!» или «Голову с плеч!» то и дело слетают с его уст.
Никто не считал, скольких он велел обезглавить, скольких вздернуть на виселице. Но бесконечной чередой тянутся на том берегу холмы, нареченные в память о его правлении Холмами Виселиц. Никому не сравниться с ним в жестокости. Да он и сам с гордостью говорит о себе: «Я — Огненный Меч!»
А в это время в другой крепости, неподалеку от первой, собрались на совет лучшие из лучших, избранные народом для руководства войском.
«Мы должны взять серую крепость штурмом, а маркграфа убить, — требует молодой военачальник князь Крабат. — Слишком многих из нас он уничтожил».
Ответом ему — молчание. Каждый из собравшихся может сказать: и моего брата, и моего отца, и моего сына.
«Это потребует тысячи новых жертв», — говорит старый полководец князь Любомир.
Крабат резко оборачивается: «Не решимся мы сейчас на эти тысячи, позже погибнут насильственной смертью десять раз по десять тысяч — заколотые, задушенные, повешенные, четвертованные, сожженные. Нашим детям вырвут языки, а земля пропитается нашей кровью».
Князь Любомир вздыхает: «Тебе бы Ратибором зваться — уж больно ты в бой рвешься. Ну ладно, воевать так воевать». «Просто воевать — уже мало, — возражает Крабат. — Воевать нужно по единому плану и под единым командованием. Иначе маркграф разобьет всех поодиночке. Нас тридцать, и мы должны поставить главным кого-то одного, если не хотим, чтобы маркграф одержал над нами победу».
Мнутся князья, трудно им на такое решиться. Сейчас они — свободные военачальники, никому не подвластны. И ведь сумели наголову разбить солдат маркграфа, отбросили их за реку.
«Разве мы не равны между собой? Для чего нам сажать себе на шею короля?» — наконец произносит один из них то, что у многих вертится на языке. Раздается одобрительный рокот.
Крабат встает: «Мы называем себя военачальниками, вожаками народного войска. Мы — не подданные какого-нибудь владыки. Но мы должны быть подданными свободы — иначе все попадем в кабалу. У нас нет выбора, братья!»
«Не нравится тебе наша компания — что ж, скатертью дорога, — ехидно замечает один из самых молодых князей. — И если тебе так уж тяжко носить княжеский титул, мы с удовольствием избавим тебя от этой ноши. Паши землю, раз тебе это больше по нраву».