Совсем разъярился мельник. Выломал он вмазанную в пол топку вместе с колосниками и поволок под липу: потом выкопал яму в человеческий рост и столкнул туда топку. Забросал огонь землей, затоптал копытами черного коня и только тогда наконец успокоился: вот теперь — то огонь в очаге матери погашен.
Значит, можно спокойно поджечь соломенную крышу — на то и лучинки в железном кольце горят. С треском взвилось к небу яркое пламя. Выхватил мельник горящую доску и, размахивая ею, как факелом, поскакал обратно. И где он проехал, красный петух побежал по крышам. Да только пожары эти — от того огня, что горел в очаге матери. И зола с пожарищ разносится ветром по всей стране. А куда она долетает, там взвивается песня. Та самая: «Близок день!..»
IV
Ветер разносит золу Знания по стране. Одним зола попадает в сердце — и у них в груди разгорается пламя. Другим в глаза — эти обретают зрение.
А тот, кому зола Знания проникла и в глаза, и в сердце, снимается с места и отправляется к Крабату. Огонь материнского очага, горящий теперь в тысячах очагов, указывает ему путь.
На краю болота он находит Крабата. Тот стоит в глубокой яме и копает ров к середине болота. «Кто ты такой?» — спрашивает Крабат. «Один из сыновей», — отвечает пришедший. «А чего ты хочешь?» «Делать то же, что ты».
«А знаешь, что в старой легенде сказано: «Много зерен сгниет, прежде чем пшеница прорастет на болоте». Не боишься, что долго ждать?»
«У меня шестеро братьев, и все шестеро моложе меня». — С этими словами юноша спрыгивает в вырытую Крабатом яму.
Теперь оба трудятся плечом к плечу. Капля за каплей просачивается болотная вода в ров.
Она им уже до щиколоток, когда к краю канавы подходят люди из сожженной деревни. «Кто вы такие?» — спрашивает Крабат. «Сыновья матери, — отвечают те. — Где нам начать?» И Крабат показал им, где копать, чтобы канавы одним концом упирались в болото, а другим — в его ров.
Вода во рву доходит им уже до колен, когда к краю подходит строем целый отряд. Впереди — певец с трехструнной скрипкой.
«Мы — сыновья матери, — говорит певец. — Показывай, где копать, Крабат».
Крабат снимает повязанное у пояса траурное покрывало, взмахивает им, как флагом — флаг кажется алым на фоне заходящего солнца, — и расставляет пополнение по местам.
Когда наступила ночь и мельник пустился в путь, чтобы загасить огонь в очаге матери, болотная вода переполнила вырытый ими ров глубиной в человеческий рост и устремилась в главную реку долины.
Когда мельник затоптал огонь в очаге матери, на краю болота зажглись тысячи костров. А когда он пустил красного петуха на крышу домика под старой липой, болото глухо застонало и с клекотом выплюнуло зловонную воду в чистую реку.
И вот мельник возвращается восвояси. Солнце медленно выплывает из-за горизонта, мельничное колесо со скрипом и скрежетом начинает вращаться; рывками, как бы нехотя, сдвигаются с места жернова. Изрыгая проклятья, мельник врывается внутрь. «Какого черта дрыхнете? Почему мельница еле дышит?» — орет он на батраков. «Нет воды, хозяин», — отвечают те. Бросился мельник к ручью. Едва струится ручей по дну, не в силах он сдвинуть тяжелое колесо. Застыл на месте мельник и от бешенства весь побелел. Миг — и шестеро батраков полетели от его пинка в воду. Еще миг — и ядовитый ручей вскипел, сожрав их всех без остатка. Зато колесо теперь вертелось и жернова грохотали, как раньше.
Шестеро оставшихся валятся с ног и обливаются потом. Но их всего шесть, а не двенадцать: мельник нарушил свой собственный закон. Выпустил он из хлева шесть свиней и вернул им человеческий облик. Но тогда в хлеву осталось шесть. Видит мельник: куда ни кинь, все клин. И схватился он за волшебные книги. Но там написано лишь то, что он и сам знает. «Болото питает ручей. Ручей крутит мельницу. Мельница дает мельнику власть».
От злости чуть не разодрал мельник книгу. Но в последнюю минуту на глаза ему попалась строчка: «Огонь в очаге матери охраняет Крабата». Разве он не загасил этот огонь?
Не только загасил, но и закопал, втоптал ногами в землю! Значит, одно остается — покончить с Крабатом. Час пробил!
Смотрит мельник на кольцо, что носит на безымянном пальце. Смотрит и смотрит, не отрываясь, завороженный твердо — текучим блеском, пока изо рта не начинает капать слюна. Мысленно он уже видит тысячные толпы, чьей кровью напьется иссохшее болото. И тогда мельница вновь завертится с прежним гулом и грохотом. А жернова меж тем опять дернулись и застряли. Столкнул мельник в воду еще шестерых батраков и взлетел на своего коня. Мельница за его спиной загромыхала с прежней силой.