— Не замечал, — ответил Секонд, разливая по рюмкам коньяк, пока Вяземская не вернулась. — И с девушками суперкондиционными общался, и с парашютом прыгал. Как видишь — цел и совсем ничего не атрофировалось…
— Так ты же себя когда-нибудь «средним» считаешь? Если уж попросту — не возникало ли у тебя мыслишки, что это ты оказываешь девушке честь, позволяя ей продемонстрировать свои чувства?
— Бывало. Как и у тебя, надеюсь… Ты ей честь, а она тебе — удовольствие.
Они дружно выпили, одинаково усмехаясь. Как в зеркало глядя.
— Нарциссизм это называется, — хором сказали аналоги и также хором рассмеялись.
— Что не есть полезно. — Секонд успел раньше.
— Поэтому выбранная мною подпоручик сможет производить вышеназванный биохимический эффект на всякого, на кого укажу пальцем, — продолжил Фёст, — и ни до кого сроду не дойдёт, что она ещё и зверски умна, эрудированна и профессионально подготовлена, как Джеймс Бонд и Штирлиц сразу.
— Это точно. Самые проницательные в ней кое-что от Бонда, может, и разглядят, а вот от Штирлица — вряд ли. Я бы, кстати, мадам де Сталь вспомнил или совсем уже пресловутую Лилю Брик.
— Что? — поразился Фёст. — В твоём мире Лиля Брик тоже была?
— А куда ж ей деться? — не понял реакции аналога Секонд. — К моменту нашей общей революции она была уже в большом авторитете, и наши тридцатые-сороковые годы прошли под совиным крылом этой зверски способной, но крайне мне неприятной женщины. В разведчицы я бы её взял, но она предпочла карьеру дешёвой стукачки.
— На эту тему с Шульгиным бы тебе поболтать в свободное время и с Яшей Аграновым, из всех этих возвышенных фигур стукачей и наделавшего. Задёшево, к слову.
Секонд прервал разговор, интересный, но слишком далеко уводивший от темы.
— А против кого ты Вяземскую собираешься использовать?
— Если бы знать, — засмеялся Фёст. — А чем плохо — новую Брик ввести в наше ужасно бестолковое и лишённое намёка на шарм общество?
Уж поинтереснее, чем с нынешними дивами гламура, может получиться. Если всерьёз — у меня сейчас два проекта. Один внутренний, другой, скорее, внешний. Расскажу чуть позже…
Фёст прервался, потому что тренькнул дверной звонок. Очень коротко.
— Ну, поглядим, какие у нашей валькирии кусы…
Вкусы оказались ничего себе. Елисеевское[3] вино типа «Изабелла», но с плантаций и завода на Майорке. Тысяча девятьсот девяносто первого года. Двадцать пять рублей бутылка с номером партии и фамилией винодела на рукописной этикетке.
— Вот я и есть ваш работодатель, — сказал Фёст, разыскав в буфетной штопор и откупоривая вино. — Это, значит, мне впредь предстоит угощать вас исключительно этим? Ну, ладно, не разорюсь… Правда там, куда мы направимся, такого вина не водится, придётся замену подыскивать.
Вяземская недоумённо переводила глаза с одного мужчины на другого.
— Бывает, Люда, в нашей работе всё бывает, — успокаивающе сказал Секонд. — Считай, что перед тобой мой брат-близнец, о существовании которого никто не подозревает. В оперативных целях и тебе некоторое время придётся его сопровождать. В Москве. Но — чуть-чуть не такой. Ты ведь выросла на Таорэре, и готовили тебя изначально не к здешней жизни, а как раз к той. На Главной исторической последовательности, при бывшей Советской власти. Наверняка немного удивилась, оказавшись в нашем Кисловодске. Вокруг всё оказалось не тем, правильно? На пароходе мы с вами несколько подкорректировали картину окружающего мира. Приехали в Москву и начали служить в отряде, воспринимая окружающий мир как должное.
А мой брат живёт там, куда ты должна была попасть после выпуска, если бы… Но теперь это неважно, раз такая коллизия случилась… Ничего страшного. Вскоре мы эту ошибку исправим.
Мужчины выпили свой коньяк, Людмила сначала медленно, оценивая вкус, в несколько приёмов осушила бокал до дна, только потом кивнула.
— Значит, вы хотите послать меня в мир так называемой Главной исторической последовательности. Понятно. С ней я действительно теоретически была знакома гораздо лучше. И работать должна была начать в тысяча девятьсот пятидесятые годы…
Фёст насторожился. За время, проведённое в «Братстве», он был достаточно наслышан об агграх и форзейлях, о том, как сталкивались и пересекались их пути с путями старших товарищей.
Проштудировал, в качестве учебного пособия, записки и дневники Новикова и Ростокина.
— В пятидесятых? Здесь, в Москве?
— Откуда же мне знать? Куда направят. В Москву, на Дальний Восток или в любую точку мира, где найдётся вакансия.
— Не знаю, не знаю. С твоей внешностью в СССР пятидесятых, мне кажется, трудно было бы найти подходящую для инопланетной резидентки нишу. Я их, конечно, представляю только по книгам, фильмам и чужим воспоминаниям, но…
Комсомольскую или партийную работницу с такими внешними данными даже вообразить трудно. Кинозвезду — тоже. Тогда царили Орловы, Серовы и тому подобные «красавицы». Да на тебя бы просто оборачивался на улице каждый второй мужик моложе пятидесяти. Женщины — каждая первая. Какая уж тут оперативная работа. Вот Ирина Владимировна Седова в семидесятые вписалась идеально, а в пятидесятые… Там офицер-фронтовик был бы на месте, никак не секс-бомба. В Америке, во Франции — там да!
— Откуда мне знать, — безмятежно ответила Людмила и взмахнула ресницами. — Мы до самого выпуска понятия не имеем, кого из нас сделают, когда вдруг случилось то, что Дайяна назвала «катастрофой», все покатилось по инерции. Все потеряло смысл. Но она обещала, что просто так с не бросит. Доведёт курс до конца. Нам и осталось всего ничего. Несколько месяцев индивидуальной спецподготовки, кондиционирование по намеченной роли — и вперёд, за орденами.
Она уже свободно оперировала профессиональной стилистикой.
— Наш человек, — уважительно отозвался Секонд.
— А я бы тебе должность нашёл, — вдруг сказал Фёст. — Именно там, в Москве. Сразу после пятьдесят третьего, в «оттепель», в СССР начали возвращаться многие эмигранты, не запачканные активной антисоветской деятельностью. С детьми и внуками. Из Харбина, Европы, обеих Америк. Ты бы вполне вписалась. И с помощью главного координатора не составило бы труда устроить тебя даже в КГБ. После смерти Сталина в органах большая ротация началась, местечко в отделе по работе с иностранцами легко бы нашлось. Перспективное…
— Видишь, ты за три минуты придумал, так уж наверняка те, кому по чину положено, тщательнее планировали, — похвалил его Секонд.
— Нет, ты подожди, подожди… Вот нам и рабочая легенда, Люда, — Фёст оживился. — Не ты будешь моя эскорт-леди, а я — твой телохранитель и одновременно консультант. Очень, очень интересно. Всё поворачивается с ног на голову. Красавица-княжна Вяземская приехала в Россию, в поисках самоидентификации и прадедовских сокровищ, спрятанных в семнадцатом году в радиусе от Москвы до Харбина. В моей России это до сих пор очень модная тема. И ты нанимаешь меня, скромного частного детектива, чтобы я тебе помогал, защищал от ужасной русской мафии и коррумпированных чиновников. Прямо здорово выходит…
Секонд испытал нечто вроде зависти. Действительно, аналог, органичный и адекватный своей реальности, опять продемонстрировал преимущество человека совсем другого менталитета. Это понятно. Он сам, после хроноклазма, парадоксов «бокового времени», вступления в «Братство» тоже ведь совсем не тот, что накануне назначения в Экспедиционный корпус. Однако тридцать лет, прожитых двойником в совершенно ином мире, — это несравнимо. Общий генотип, общая конструкция личности — данность, а вот жизненный опыт! Даже у разлучённых в младенчестве близнецов, один из которых жил в России, а другой, скажем, в Германии, он отличается меньше.
Да, за два года сотрудничества и совместной (подготовки на курсах «Братства» они научились при необходимости подменять друг друга, и какое-то время этого почти никто не замечал, но всё же, всё же, всё же…
3
Русский купец Елисеев, известен одноименными магазинами в Москве на Тверской и в Петербурге на Невском, построенными по единому проекту в начале XX века. Планировал открыть сеть таких же магазинов по всей Европе, а также собирался приобрести обширные виноградники во Франции и Испании. В данной реальности проекты осуществились.