– Нет, – вздохнул Павел. – Водолазы тот участок обшарили, автомобиль достали. Тела нет. Бережнюк сказал – хватит ресурсы расходовать, потом сама всплывет, – он стукнул себя по колену кулаком. – Почерк тот же, машина есть, тела нет! Куда он их девает?!
– Покажет, – уверенно заявил Лев. – Обратно пускай его доставит автозак с охраной, а внутри буду сидеть я.
От изумления его напарник не сдержал вскрик:
– Вы?! А как и чего там делать будете?!
– Сидеть, Паша, сидеть, по подозрению в убийстве Надежды Хваловой. Якобы я в нем признался под, скажем так, под специфическими методами допроса. – Поймав недоумевающий взгляд напарника, Гуров уточнил: – Под пытками рассказал, где спрятал тело. В подробностях поведал, как убил и чем, чистосердечное, можно сказать. О чем и сообщу Афанасьеву. Представляешь, какой у него будет шок? Убитый им мент не только выжил, но еще и взял на себя его преступление, оговорил себя. Скажу, что знаю, где спрятаны остальные тела. Или что догадался о месте захоронения. Что бы ты на его месте сделал в такой ситуации, как только адвокат вытащит из изолятора на свободу?
– Проверять, конечно, кинулся захоронение. А еще – перепрятать или уничтожить все следы бы постарался. Может, вещдоки подкинуть так, чтобы на опера подумали. Например, сумочку какую-нибудь рядом с гостиницей, где вы жили. И он побежит это делать, как только выйдет из СИЗО, ведь самым умным себя считает! – Теперь Сладкевич хлопнул себя по ляжке в полном восторге от идеи. – А мы сможем за ним проследить и поймать прямо с уликами! Хитро как придумали!
Лев положил на плечо руку Павлу:
– Никто не должен знать о задуманном. Это не операция, а наша задумка. Что-то сорвется – по голове не погладят за самодеятельность. Договориться сможешь с охраной из изолятора, чтобы везли помедленнее и потом перед воротами меня выпустили?
– Конечно, конечно, – напарник был взбудоражен удачной задумкой. Он уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу возле лавки. – Вечером завтра запланируем часиков на шесть операцию? Чтобы народу в РОВД было поменьше. Я Афанасьева с обеда помариную хорошо, чтобы разозлился, устал, голова перестала соображать, а потом с охраной отправлю в клетку на пару часов. Выпущу, как адвокат бучу поднимет, сделаю вид, что испугался его связей. Афанасьев во время допроса и потом в СИЗО издергается весь.
– Правильно мыслишь, Павел, измотать его надо, чтобы ошибку допустил. Как только отпустишь, прыгай в машину и на наружку. Веди его от СИЗО, не упусти, когда он кинется следы заметать. На захват не бросайся ни в коем случае, дождись меня. Если женщины еще живы, то нам подмога понадобится, чтобы без жертв их освободить. Афанасьев с военной выучкой, поэтому нужна будет группа захвата. Я со своим начальством согласую, помогут подержать парней с оружием пару часов на готовности номер один, надеюсь, что это понадобится. Освободим женщин, а с их показаниями Афанасьеву никуда уже не деться.
Твердая ладонь вдруг перехватила пальцы Гурова и горячо сжала:
– Спасибо, Лев Иванович. Вы – настоящий опер, вы меня как к жизни обратно вернули. Из болота вытащили. Даже если ничего не выгорит, я теперь знаю, что не только бережнюки одни кругом.
Опер тряхнул руку и посоветовал:
– Нормально, работа такая. Ты вот что, лучше помоги разобраться аккуратно с проблемой. – Лев рассказал о состоянии матери Людмилы Рыковой, о заброшенном одиноком ребенке без присмотра и был обрадован обещанием Павла завтра найти родственников, которые могли бы приютить девочку.
С облегчением оперуполномоченный дружески хлопнул по плечу коллегу:
– Сейчас дуй домой, отоспись как следует. Следующие сутки на ногах будут. Но ты мужик крепкий, выстоишь.
– Ладно, пошел. Вам тоже спокойной ночи.
Лев проводил взглядом раскачивающуюся походку, пока не хлопнула дверка машины. Потом набрал номер Орлова, все-таки лучше генералу знать о рисковых планах своего подчиненного. Ему не хотелось возвращаться в палату, после жарких пробежек по городскому зною было так приятно почувствовать прохладу, которая расползалась по земле, постепенно поднималась вверх. Вместе с затихающей жарой успокоились и мысли Льва, он снова и снова, как под микроскопом, рассматривал фигуру Афанасьева, пытаясь понять логику его действий:
«Высокомерный, уверенный в себе, женщин равными себе не считает. Он относится к ним, как к инструменту. Одно слабое место – у него, очевидно, есть ребенок и он его любит, готов ради него на решительные действия. Надо разыскать данные по Афанасьеву, его семье, проверить все его браки. Кстати, почему это до сих пор не сделано? Ведь если он был столько раз женат, то одна из женщин могла забеременеть и родить от него ребенка. А это, видимо, много значит для «вечного жениха». Второй момент – Афанасьев зациклен на своей внешности. Он рассматривает себя в зеркало, любуется, ухаживает, а такие нарциссы плохо переваривают физическое насилие. Сопротивление жертвы, царапины, синяки, потеки крови – это не для него, испачкают белоснежную рубашку или начищенные туфли. Он кинется, только если его вывести из себя, сильно разозлить. Но чем его могли спровоцировать несчастные женщины? Ответ лежит на поверхности – деньги. Они могли, объединившись вместе, все-таки добиться правосудия и вернуть свои деньги, имущество, бизнесы. Поэтому он начал их таким образом запугивать, убирал по одной, четко просчитывая свои цели. Сначала – самые простые варианты, когда ни полиция, ни родственники не отреагируют на пропажу. А потом перешел к главному организатору объединения его бывших жен – Людмиле Рыковой. Сейчас, лишенные лидера, напуганные близкой опасностью, заявительницы начнут отказываться от своих претензий. И дело, в мировой инстанции или уголовной, но будет закрыто. Как говорят адвокаты, развалено.