— Шесть лет, только подумать! А знаете, необыкновенно приятно снова видеть ваше лицо, мистер Вобертон… — так что же, выходит, я теперь граф? Граф его высочество Тоби[2], о, Бог ты мой! — и он тихо рассмеялся.
— Тут у меня документы, милорд.
Карстерс насмешливо покосился на пергаментный свиток.
— Я уже догадался, уберите это в карман, мистер Вобертон.
— Но существуют определенные формальности, милорд, и…
— Именно. Умоляю, не надо больше об этом!
— Но сэр…
Тут лорд Джон улыбнулся — какой-то особенно нежной, очаровательной улыбкой.
— Давайте отложим хотя бы ненамного, и займемся этим после обеда, Вобертон! Лучше расскажи-ка, как это вам удалось меня найти?
— Мистер Ричард объяснил, где вас искать, сэр.
— Ах, ну да, конечно же! Совершенно забыл, что сам дал ему pied-aterre[3] когда напал на его карету.
Адвокат чуть ли не передернулся, заслышав это произнесенное столь веселым тоном и откровенное упоминание о нынешней позорной профессии его светлости.
— Э-э… да, сэр. Мистер Ричард очень хотел бы, чтобы вы вернулись.
Красивое лицо молодого человека омрачилось и он покачал головой.
— Это невозможно, мой дорогой Вобертон. Убежден, Дик ни за что бы не сделал столь неразумного предложения. Ну же, сознайтесь, вы это сочинили?
Вобертон проигнорировал эту высказанную добродушным тоном ремарку и предложил, осторожно взвешивая каждое слово.
— Как бы там ни было, милорд, я верю в его искреннее желание… возместить, так сказать, ущерб…
Карстерс метнул в его сторону быстрый настороженный взгляд.
— Вот как?
— Да, сэр, ущерб.
Опустив глаза, милорд с преувеличенным вниманием изучал свой изумруд.
— Но почему ущерб, Вобертон? — наконец вымолвил он.
— Вам не нравится это слово, сэр?
— Следует сознаться, оно мне кажется несколько неподходящим. Наверное, я совсем не утратил понятливость.
— Уверяю, что нет, милорд.
— Разве? Но за шесть лет человек может измениться, Вобертон! Как поживает мистер Карстерс, надеюсь, хорошо?
— Думаю, да, сэр, — и он нахмурился, видя, что собеседник переменил тему.
— А леди Лавиния?
— О, да!.. — мистер Вобертон окинул Карстерса испытующим взором. Милорд заметил это и в глазах его затанцевали плутовские огоньки.
— Рад слышать. Пожалуйста, передайте мой привет мистеру Карстерсу и скажите: пусть распоряжается Уинчемом, как находит нужным.
— Но, сэр! Мастер Джек! Умоляю вас! — вырвалось у адвоката и он вскочил и возбужденно забегал по комнате, заламывая руки, с самым удрученным выражением лица.
Милорд так и застыл в кресле. С тревогой наблюдал он за поведением собеседника, однако голос его, когда он заговорил, был ровен и холоден.
— Итак, сэр?
Мистер Вобертон развернулся, подошел к камину, сердито взирая на преувеличенно спокойного графа, и, сделав усилие, взял себя в руки.
— Мастер Джек… пожалуй, будет лучше сказать вам то, о чем вы и так догадываетесь. Я все знаю.
Милорд высокомерно приподнял бровь.
— Знаете что, мистер Вобертон?
— Что вы невиновны.
— В чем же, мистер Вобертон?
— В мошенничестве за карточным столом, вот в чем, сэр.
Милорд несколько расслабился и смахнул с рукава камзола невидимую пылинку.
— Сожалею, но вынужден разочаровать вас, мистер Вобертон…
— Милорд, не обманывайте меня, умоляю! Вы ведь мне доверяете, верно?
— Разумеется, сэр.
— Тогда не надо притворяться. Нет-нет, и смотреть на меня так сердито тоже не надо! Я же знаю вас с пеленок, и мастера Дика тоже, знаю как облупленных. И знаю, что вы вовсе не жульничали, ни там, у полковника Дэарса, ни где-либо еще. Готов поклясться чем угодно, что когда я увидел, какое лицо было у мастера Дика, так тут же сообразил, что это он играл нечестно, а вы взяли на себя его вину…
— Нет!
— Мне лучше знать. А ну-ка, мастер Джек, посмотрите-ка мне в глаза и только посмейте отрицать! Ну, что? Не можете, правда?
Милорд не произносил ни слова.
Вобертон со вздохом опустился на диван. Лицо его раскраснелось, глаза сверкали, но говорил он спокойно.
— Ну, разумеется, не можете. Вы же ни разу в жизни не солгали… Не бойтесь, я вас не выдам. Все эти годы молчал ради благополучия милорда и не заговорю до тех пор, пока вы мне не позволите.
— Чему никогда не бывать.
— Мастер Джек, ну подумайте хорошенько, я вас умоляю! Теперь, когда старый милорд умер…
— Это не имеет значения.
— Не имеет? Но разве вы пошли на это не ради него? Разве не потому, что знали, как он любил мастера Дика?