Карстерс нашел его во Франции, в совершенно плачевном состоянии. Прежний хозяин был вынужден отказаться от его услуг, поскольку вдруг обнаружил, что в кармане у него ни сантима. Карстерс нанял Джима в слуги и с тех самых пор тот служил ему верой и правдой, каждым своим жестом и поступком стараясь доказать свою преданность лорду Джону. Несмотря на приступы дубовой тупости, был он далеко не дурак и не раз выручал Карстерса из разных переделок, коими столь богата бесславная и рисковая судьба разбойника. Возможно даже, он понимал своего хозяина куда лучше других, а потому и сейчас догадался, что у того на уме. И он ответил на этот взгляд многозначительным подмигиванием.
— Те самые джентльмены, которых вы сегодня остановили, сэр? — спросил он и выразительно ткнул пальцем в сторону окна.
— Гм… Мистер Шмель со своим сотоварищем. Похоже, что так. А знаешь, мне почему-то не слишком симпатичен этот мистер Шмель. Утомительный господин. Впрочем, вполне возможно, он придерживается того же мнения и обо мне. А потому я намерен продолжить с ним знакомство.
Джим неодобрительно проворчал что-то и хозяин бросил на него укоризненный взгляд.
— Тебе не нравится сей господин? Прошу, не стоит судить по внешности. Возможно, он прекрасен своими помыслами. Впрочем, не думаю… Нет-нет, этого просто быть не может, — он хихикнул. — А знаешь, Джим, я собираюсь сегодня немного поразвлечься.
— Не сомневаюсь, ваша честь. Да обвести вокруг пальца этого толстяка — раз плюнуть!
— Быть может. Однако я не собираюсь иметь дело с толстым джентльменом. Как и вообще со всеми чиновниками этого очаровательного городка вместе взятыми, к числу которых, если я не ошибаюсь, принадлежит наш толстяк. Ты не заметил, тот паучок вернулся?
Солтер высунулся из окна.
— Да, сэр. И с ним еще трое.
— Именно. Будь любезен, дай-ка мне табакерку. И трость! Благодарю… Чувствую, настал момент выступить в полном блеске. И умоляю тебя, не забудь: я только что прибыл из Франции и остановился здесь на пути в Лондон. И напусти на себя самый глупый вид, какой только сможешь. Да, вот этот в самый раз!
Джим довольно ухмыльнулся — для того, чтобы принять идиотское выражение лица, никаких особых усилий ему не потребовалось и он весьма радовался этому обстоятельству. Торжественно распахнув дверь, он наблюдал, как «сэр Энтони» жеманно семенит по коридору к лестнице.
Сидевший в кофейне городской купец по имени мистер Фадби пересказывал историю своих злоключений — со множеством многозначительных пауз и лирических отступлений — мэру, клерку городской управы и церковному сторожу Льюиса. Всю эту троицу привел сюда мистер Чилтер, клерк, по приказу хозяина. Чем больше была аудитория, тем больше удовольствия получал мистер Фадби от своих рассказов. Вот и сейчас он явно наслаждался, вопреки тому прискорбному обстоятельству, что драгоценная шкатулка с наличными была утрачена раз и навсегда.
Однако этого нельзя было сказать о мэре, мистере Хеджесе. Этот сутуловатый низенький господин страдал от несварения желудка, к тому же его вовсе не интересовала вся эта история и он не знал, чем может помочь мистеру Фадби. Мало того, его оторвали от обеда. А он был голоден. И наконец — что самое главное — ему никогда не нравился сам мистер Фадби. Однако же разбойное нападение на дороге само по себе являлось происшествием весьма серьезным и неприятным, а потому он слушал повествование с притворным интересом и вниманием, напустив на себя самый глубокомысленный вид и в нужные моменты издавая звуки, призванные изображать сочувствие.
Чем дольше он слушал мистера Фадби, тем меньше тот ему нравился. И секретарю городской управы тоже. Было нечто в мистере Фадби, что отвращало от него людей, особенно если люди эти были ниже его по социальной лестнице. Церковный же сторож вообще хотел плевать на все на свете. Решив про себя (и не без оснований), что история эта не имеет к нему ни малейшего отношения, он сидел, откинувшись в кресле, и с преувеличенным вниманием изучал потолок.
История, которую излагал мистер Фадби, имела на удивление мало общего с действительностью. Это была сильно приукрашенная версия события, во время которого сам рассказчик проявил поразительное благородство. Сочинял он ее на всем пути к Льюису.
Он все еще говорил, когда в комнату вошел милорд. С томным видом поднеся к глазам лорнет, Карстерс обозрел честную компанию, небрежно поклонился и подошел к камину. Там он уселся в кресло и уже не обращал более внимания на собравшихся.
Мистер Хеджес с первого взгляда понял, что перед ним какой-то grand seigneur[6] и взмолился про себя, чтоб мистер Фадби говорил потише. Но сей оригинал, ободренный появлением еще одного слушателя, продолжил свое повествование с еще большим пылом и еще более громким голосом.