– Я заблокировал лифт, – сообщил юноша, немного тяжело дыша, – я также разбил и две камеры, которые, как мне казалось, смотрели в этом направлении.
– Хорошо, – Мордахей кивнул головой в сторону оружейной кладовой, – такой же трюк, как и внизу. Поторапливайся. Я попытаюсь задержать колли, в то время как ты попытаешься вытащить остальных.
– Хорошо. Удачи.
– Тебе тоже.
С нунчаками и серикенами наготове, Мордахей побежал по коридору.
ГЛАВА 27
Ненависть, как постоянно предупреждали Лейт и остальные, является незаметным ядом, который является более опасным для ненавистника, чем для его жертвы. И Кейн это знал, соглашаясь со стоящей за этим философией. Теперь, оказавшись перед дилеммой, он обнаружил, что вся вселенская логика не сделает для него ничего хорошего.
Он ненавидел генерала Куина. Страстно ненавидел этого человека. И еще больше ему становилось хорошо, оттого что он ненавидел.
Это не потому, что генерал победил их. И не просто потому, что он победил их обманным способом. Вместо этого его раздражал сам факт, что этот ублюдок неприкрыто злорадствовал их поражению, упиваясь славой своей победы.
Почему-то Кейн всегда думал, что будет принят с уважением, падет перед врагами. Куин же, очевидно, посчитал, что для них этого будет слишком много.
Он фактически не был даже в пределах досягаемости броска ножа. Кейн, сидя в конференц-зале вместе с тремя другими спецназовцами и неприятно выглядящим Гэлвеем, снова вернулся к своему монологу и предмету, который он уже приговорил к смерти: к Питману и его предательству.
– Вы знаете, что его ведь не недавно подкупили, – сказал генерал, скрестив ноги и внимательно осмотрев лица своих пленников. – Он ведь был твоим двойным агентом, уже, сколько, шесть месяцев, Гэлвей?
Гэлвей пожал плечами.
– Что-то около того, – сказал он. В отличие от Куина, префект от этого не испытывал никакого особенного удовольствия.
– Кроме того, он был очень полезен, – сказал Куин. – И не только благодаря этой миссии. Мы сможем разнести в клочья вашу гадючью школу, как только немного подучим его и снарядим группу коммандос на Плинри.
Кейн сильно закусил язык, прекрасно понимая, что именно такую реакцию Куин от него и ждал, но он старался не показывать вида. Камеры, в избытке расставленные по комнате, записывают все их жесты и все малейшие выражения на лице для дальнейшего анализа, и он знал, что должен настроиться так же пассивно, как Лейт, Скайлер и Дженсен, спокойно перенося все это. Он тренировался вместе с Питманом, рисковал из-за него жизнью, и ощущение того, что он так сильно в нем ошибался было более тяжелым, чем он мог вынести.
– Конечно, – Куин перешел на импровизацию, – Рекриллы могут решить пока не трогать ваших людей, если мы узнаем, в чем же именно заключалась цель вашей здесь миссии. – Вы знаете, чтобы избежать лишних записей и бумажной работы. Она должна быть связанной с горой Эгис, не так ли?
– Почему бы тебе не пойти ко всем чертям? – предложил Лейт обыкновенным разговорным тоном. – Ты попусту тратишь наше время, Куин, и ты это знаешь. Ты знаешь, что мы так просто этого тебе не скажем, а твои шансы добиться этого от нас без нашей же помощи колеблются от бесконечно малой величины до нуля.
Куин фыркнул.
– И ты, конечно, акцентируешь свое внимание на своем смехотворном предложении, что мы выпустим твоих товарищей в обмен на информацию. Не смеши меня, Лейт.
Комвзвода пожал плечами.
– Выпутывайся сам. Итак, Гэлвей, вы насладились визитом на нашу прародину?
Префект не проронил ни слова, и Кейн переместил свой взор с трех официальных представителей Службы Безопасности на охрану, стоящую в четырех метрах от них около дверей. Они стояли, не выказывая особенной тревоги, без лазеров или тяжелого оружия, их парализующие дротиковые пистолеты все еще находились в кобуре – в любую минуту можно по поводу возможного внезапного прорыва заключенных. И Кейн едва ли не рыдал от разочарования и бессилия, потому что, как бы уязвимо не смотрелись охранники, они могли с легкостью находиться в хорошо вооруженном бункере в клике под землей. И сидя здесь голыми, на привинченных креслах, с руками в наручниках, застегнутых за спиной и с толстенной цепью на ногах, длиною не более двадцати сантиметров, он и остальные спецназовцы были настолько беспомощны, насколько, как мог представить Кейн, мог быть беспомощен человек. Что еще мог сделать Куин, так это приковать их цепями к креслам, и так как он этого не сделал, то, очевидно, вырисовывалась суть его затеи, не говоря уже об назначении смехотворной охраны. Этот изощренный шаг был предпринят для того, чтобы нарочно дразнить заключенных.
Кейн не знал, как остальные, но против него этот прием точно работал. И это заставляло его еще больше ненавидеть ублюдка.
Потерявшись в собственных мыслях, он очнулся оттого, что Гэлвей внезапно встал на ноги.
– Если вы меня извините, генерал, – сказал префект, – то я хотел бы вернуться в дежурную комнату, посмотреть, есть ли что-нибудь о Мордахее.
– Сядьте, Гэлвей, – холодно сказал Куин. – Вы и так с пеной у рта хвалились, какие у нас несгибаемые, прямо-таки железные, спецназовцы. Но вы уже оказались не правы относительно первого, и я хочу, чтобы вы посмотрели, как я докажу, что вы были не правы и во втором своем утверждении.
Скайлер поерзал, и от этого его кандалы немного зазвенели.