В особенности же его занимала одна вещь — единственная, пожалуй, вещь, на изучение которой не жаль было потратить долгие годы, — и называлась она кратким словом «жизнь».
Нет, его не занимали поиски так называемого «смысла жизни» — к такого рода проблемам он потерял интерес еще в детстве, когда раз и навсегда пришел к выводу, что жизнь не имеет смысла.
Она просто есть — и все.
Следовательно, коль скоро отсутствует «для чего», то единственно важным становится «как».
Логически он уже давно себе доказал, что свобода от всяческих условностей и чувства вины позволяет ему, и отличие от других людей, изучать феномен жизни, используя методы, непозволительные для прочих исследователей.
Ничем не скованный, он продолжал свои изыскания.
Накануне он начал обучать Гленна Джефферса умению находить радость в процессе познания, что ему самому удавалось превосходно.
Когда кошка впала наконец в анабиоз, он объяснил Гленну, что смерть животного вовсе не является конечной целью их устремлений. Поэтому когда Экспериментатор начал своим острейшим ножом взрезать кошку от живота до горла, он уже знал, что Гленн увлекся происходящим ничуть не меньше какого-нибудь студента-медика, которому доверили лично проводить операцию.
В течение всего эксперимента Экспериментатор чувствовал, как неуклонно возрастает интерес Гленна к происходящему. Когда их взорам предстало открытое бьющееся сердце живого существа, он мог одновременно с Гленном ощутить радость вновь посвященного.
— Прикоснись к нему, — прошептал Экспериментатор.
Вместе они принялись дотрагиваться до пульсирующего кошачьего сердца. Тогда-то все существо Экспериментатора и пронзила острая радость, наполнившая его небывалым доселе возбуждением, поскольку на сей раз он испытал удовольствие не только от собственных ощущений, но получал его дополнительно, присваивая себе эмоции Гленна.
Он впитывал в себя жар самого бытия.
Энергия сжимавшейся и разжимавшейся мышцы заставила его дух воспарить.
Незабываемое ощущение в кончиках пальцев в момент прикосновения к святая святых самой жизни сводило его с ума.
Они продолжали эксперимент вместе до того момента, когда сильное сжатие вызвало остановку органа. Экспериментатор изготовил примитивный дефибриллятор, срезав изоляцию с кончика удлинителя, висевшего на вколоченном в стену гвоздике, но дефибриллятор не помог.
Опыт снова закончился неудачей, несмотря на все усилия Экспериментатора пробудить кошачье тельце к жизни. А уж он трудился не за страх, а за совесть, пытаясь с помощью собственного дыхания наполнить легкие кошки. Дважды сердце животного начинало было трепетать снова, но нерегулируемая энергия, исходившая из самодельного дефибриллятора, испортила все дело. Вместо того чтобы сообщить сердцу кошки нужный ритм, доморощенный инструмент довел животное до смертных конвульсий.
Стоило Экспериментатору начать сердиться, как он тут же почувствовал негативную реакцию Гленна. Когда под конец кошка все-таки умерла — она была слишком искромсана, чтобы жить дальше, — Экспериментатор ощутил во всей полноте начинавшийся бунт.
Тогда Экспериментатор срочно усыпил Гленна и стер из его памяти почти все, чему тот стал свидетелем. Но гнев Экспериментатора от этого лишь усилился. Он погрузил руку глубоко в тело кошки и вырвал сердце и легкие животного из их окровавленного вместилища, чтобы все могли видеть лишь глубокую темную каверну на том месте, где они раньше находились.
Схватив скальпель, Экспериментатор принялся кромсать внутренности животного — при этом свет яркой лампы дневного света голубым пламенем отражался от полированного стального лезвия. Потом, закончив работу, Экспериментатор прибрал за собой и постарался избавиться от кошачьего трупика: отнес его во двор и положил под доски настила, на котором стояли мусорные ящики. Впрочем, тельце кошки можно было заметить без труда, поскольку он скрыл его под досками лишь наполовину. Затем он вернулся в подвал и окончательно навел там порядок, тщательно уничтожив следы происходившего там эксперимента. После этого он оставил послание для Энн, устроив так, чтобы оно появлялось на мониторе лишь на краткое время, позволявшее только его прочитать, а потом сразу же исчезало.
И лишь завершив все дела, Экспериментатор позволил себе отдохнуть, избрав для этого спокойный уголок в сознании Гленна. Он не беспокоил Гленна до того крайне неприятного момента, когда приступ акрофобии едва не лишил жизни их обоих.