Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, он повесил трубку. Бравада, распиравшая его несколько минут назад, испарилась без остатка. Да, но как она узнала? Станет она звонить в полицию или нет?
Конечно же, станет. Ведь она его не любит. И никогда не любила. Она всегда любила только его брата!
Он стал ходить туда-сюда по комнате, пытаясь решить, что делать дальше. Когда телефон зазвонил снова, он замер на месте, где находился — в противоположном конце комнаты, наискосок от громко звонившего аппарата. Все его тело в одно мгновение покрылось ледяным потом — в какой-то момент ему даже показалось, будто на него вылили сжиженный газ. Ноги отказывались ему служить.
Отвечать на звонок или оставить все как есть — пусть себе звонит?
А если это снова его мать?
А если это полиция? Что, если мать уже позвонила им, а они теперь звонят ему? Нет, они звонить не станут, верно? Если он им понадобится, они просто придут и заберут его, ведь так?
Значит, если это не полиция, то это его мать — больше ему никто никогда не звонил!
На все еще подгибающихся от страха ногах он подобрался к телефону и поднял трубку.
— Алло?
Никто не ответил.
— Алло?
В трубке послышался щелчок. Это означало, что на другом конце провода повесили трубку.
Ужас снова охватил его. Его первым побуждением было броситься прочь из квартиры, потом залезть в машину и ехать куда глаза глядят. Главное — подальше от Капитолийского холма, полиции и собственной матери. Прочь из Сиэтла. Но если ехать, то куда? В сущности, бежать ему было некуда.
Кроме того, полиция уже, возможно, рядом и в данный момент окружает здание, дожидаясь лишь момента, когда он появится. Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Сердце колотилось так, что его стук отзывался у него в ушах.
Улица выглядела вполне мирно.
Но этого, собственно, и следовало ожидать. Вряд ли полицейские станут разгуливать у него перед окнами. Наверняка они припарковали машины в переулке и сами прячутся где-нибудь поблизости.
Тяжело вздохнув, он отвернулся от окна. Он должен думать, как ему выбраться из этой передряги. Итак, о чем могла рассказать полицейским его мать?
Он начал снова прохаживаться по комнате. Теперь его жилье казалось ему более тесным, чем раньше. Стены в прямом смысле слова стали давить на него, а потолок завис, казалось, над самой макушкой. Он начал задыхаться и уселся в кресло — старое кресло модели «Лэз-бой», обитое потертым и запачканным велюром. Это кресло он приобрел в магазине подержанной мебели десять лет назад. Теперь, усевшись, он попытался расслабиться и успокоиться.
Мыслями он снова и снова возвращался к содеянному — поначалу с Шанель Дэвис, а затем с Джойс Коттрел. Он очень старался быть осторожным. Но вдруг он тем не менее оставил-таки отпечатки пальцев?
В доме Джойс Коттрел он старался ни до чего не дотрагиваться. Или все-таки дотронулся? Господи, как трудно все держать в голове! Но вспомнить было просто необходимо.
Его тело начало чесаться — теперь он уже не мог сидеть неподвижно. Он снова вскочил и кинулся к окну. Отогнув штору, он принялся обозревать улицу.
Через дорогу от его дома стоял человек! Он стоял и смотрел прямо на него! Подумать только — прямо на него! Неужели этот человек его знает?
Как только незнакомец начал переходить улицу, Мясник мгновенно отпрянул от окна в глубь комнаты.
Его грудь снова сильно сдавило — еще сильнее, чем при разговоре с матерью. Холодный пот скапливался у него под мышками и стекал по телу.
Снова подступила тошнота. Кроме того, он почувствовал сильнейший позыв к дефекации. У него явно начинался понос — с желудком и кишечником творилось что-то невообразимое.
Согнувшись от боли в животе, он двинулся было в ванную комнату, как вдруг услышал стук в дверь и замер.
В его мозгу одна за другой стали прокручиваться сцены, так хорошо знакомые ему по полицейским боевикам, которые крутили по телевизору.
Неужели они выбьют двери?
Или станут стрелять через дверные филенки?
Он издал сдавленный стон, когда представил себе, как пуля сорок пятого калибра проходит сначала сквозь дерево, а затем входит в его плоть, разрывая внутренности. Испугавшись этой чудовищной боли, он решил не рисковать и открыть дверь, не дожидаясь, когда ее станут ломать.
Распахнув дверь, он обнаружил за ней того самого человека, который за несколько минут до этого в упор рассматривал окна его квартиры. У мужчины было довольно приятное лицо с правильными чертами.
Оно совершенно не походило на лицо полицейского.
Мясник пошевелил губами, пытаясь заговорить, но у него ничего не получилось.