И все же когда казнь свершилась и появились первые сообщения о смерти Крэйвена, весь класс оцепенел от трагической реальности случившегося. Только тогда школьники поняли, что это не кино, не детективный роман, где смерть любого героя является лишь продуктом авторского замысла, а самая настоящая смертная казнь, и что человек, который еще несколько минут назад был живым, теперь уже таковым не является.
Пока дети пребывали в оцепенении, на экране телевизора стали появляться репортеры, бравшие интервью у всех людей, которые имели то или иное отношение к событию. Первой на экране появилась Эдна Крэйвен, мать казненного преступника, проживавшая в одном из южных районов Сиэтла. Когда камера показала крупным планом ее лицо и слегка дрожащие руки, Хэдер и ее одноклассников передернуло — так бесцеремонно оказались выставлены на всеобщее обозрение эмоции этой бедной женщины.
— Он всегда был хорошим мальчиком, — прошептала дрожащим голосом Эдна, нервно теребя край носового платка. — Он был намного умнее всех своих сверстников, всегда всем помогал и всем интересовался. Все любили моего Ричарда. Как они могли убить его? Зачем им это было нужно? Он никогда никого не обидел… Никогда! Разве это справедливо? Нет! Это ужасно!
Телекамера долго показывала убитую горем женщину и ее дрожащие руки, а потом камеру как-то неожиданно навели на Рори — младшего брата Ричарда.
— Для тебя это стало, вероятно, такой же трагедией, как и для твоей матери? — обратилась к нему белокурая корреспондентка с притворно-огорченным выражением лица. — Скажи нам, пожалуйста, о чем ты думал в ту минуту, когда тюремные часы пробили полдень?
Рори Крэйвен, заметно нервничавший перед камерой, посмотрел на мать, а потом пожал плечами.
— Я… По-моему, я ни о чем не думал, — пролепетал он. — То есть… Я хочу сказать… Я знал о том, что натворил мой брат, и я…
— Ничего он не натворил! — взорвалась его мать и гневно блеснула глазами на сына. — Мой Ричард не сделал ничего плохого, и тебе это хорошо известно! Как ты смеешь так плохо отзываться о своем брате? Если бы ты был хоть наполовину таким, как он…
В этот момент невидимый режиссер решил, что взрыв негодования, вырвавшийся из уст матери, не представляет для зрителей никакого интереса, и на экране телевизора появилась другая женщина лет шестидесяти, у которой брала интервью еще одна очаровательная корреспондентка телевидения.
— Рядом со мной находится Арла Талмадж из Атланты. Миссис Талмадж, как вы себя чувствуете сегодня?
Арла Талмадж приложила платок к уголкам глаз, тяжело вздохнула и сокрушенно покачала головой.
— Мне кажется, что я уже вообще не способна что-либо чувствовать. С тех пор, как Ричард Крэйвен убил моего сына, я не могу избавиться от омерзительного ощущения внутренней пустоты. Он сказал хоть что-нибудь перед тем, как его… ну, в общем, когда они сделали то, что должны были сделать?
— Нет, ничего, насколько нам известно, — ответила журналистка.
— Значит, мы так никогда и не узнаем, почему он так поступал? Я правильно вас поняла? Откровенно говоря так до конца и не осознала, что же сегодня произошло. Они казнили этого человека, но его смерть не может вернуть к жизни моего сына. Я всегда надеялась на то, что наступит час, когда он… когда он попытается объяснить нам, почему он это делал. Но сейчас… — женщина глубоко вздохнула, вытерла платком глаза и снова покачала головой. — Я просто не знаю… Думаю, что мне не остается ничего другого, кроме как жить дальше и постараться пережить свою боль.
Передача продолжалась чуть более пятнадцати минут. На экране мелькали лица друзей и родственников казненного, а также друзей и родственников его жертв. Одни проклинали его, другие облегченно вздыхали, радуясь, что с этим уже покончено, но были и такие, кто сетовал на мягкотелость властей. Они считали, что этого изверга следовало подвергнуть жестоким пыткам перед тем, как отправить на электрический стул.
Вскоре передача была прервана и появилось сообщение, что сейчас выступит с официальным заявлением начальник тюрьмы. Телекамера показала слабо освещенную комнату с большим металлическим столом посередине. В комнату вошли несколько человек, среди которых школьники без труда узнали мать Хэдер. Лицо Энн Джефферс было бледным и напряженным.
— Это действительно она, Хэдер! — громко выкрикнул кто-то с заднего ряда. — Это же твоя мать! Господи!
Хэдер не обратила никакого внимания на выкрики одноклассников и напряженно уставилась в экран телевизора.
— Сегодня ровно в полдень Ричард Крэйвен был казнен, — сухо сообщил Вендел Растин. — Его доставили на место казни в одиннадцать пятьдесят пять, привязали к стулу и прикрепили электроды, на которые ровно в двенадцать был подан ток напряжением в две тысячи вольт. В две минуты первого доктор констатировал смерть.