Нужно вести себя по-умному. Он и в самом деле умен — что бы ни думала мать о его умственных способностях. Следует быть предельно осторожным и все тщательно продумывать. Тогда очень скоро он станет знаменитым.
Не менее знаменитым, чем Ричард Крэйвен, а то и более — скажем, как Тед Банди.
Если его, конечно, до этого не поймают.
Оттого-то нельзя просто так уйти от номера семь-одиннадцать. Надо сделать вид, что он пришел сюда за какой-нибудь малостью. С презрением отвернувшись от газетного киоска, он направился в секцию самообслуживания и сделал вид, будто рассматривает обложки журналов на одном из стендов. На самом деле он обследовал помещение магазина на предмет возможной слежки.
Однако, за исключением скучающего кассира, зал был пуст. Тем не менее за ним могли следить через окно с улицы. К примеру, из какой-нибудь машины.
Он отошел от стенда с журналами — лучше всего прикупить их в ЦКП вместе с газетой, — и направился к прилавку. Подхватил коробку мятных пастилок и расплатился за них. Когда он появился в дверях магазина, то сделал вид, что все его внимание сосредоточено на цилиндрической коробке пастилок — он ее распаковывал. На самом же деле он рассматривал автомобили, припаркованные поблизости.
Машины пустовали, кроме одного черного «кадиллака», который — он был уверен в этом — принадлежал мелкому наркоторговцу. По крайней мере, эта машина ему часто попадалась на глаза, а судя по людям, которые постоянно около нее толпились, к полиции она не имела никакого отношения. Забросив в рот мятную пастилку, он перешел на другую сторону улицы и двинулся по Пятнадцатой улице вверх, направляясь в ЦКП. У входа он разжился корзинкой и двинулся в зал в секцию консервированных супов, где прихватил три жестянки с куриным вермишелевым супом. Затем он направился к прилавку кассира. Как он и думал, рядом с кассой лежала пачка «Геральд». Когда он взял из пачки один номер, его руки тряслись — правда, не очень заметно. Он бросил газету на прилавок вместе с номерами «Энквайэрер», «Глоуб» и «Пост-интеллидженсер». Рядом он утвердил три жестянки с супом. Он уже полез было в карман за деньгами, когда кассир вдруг заговорил:
— Вы про убийство слышали?
Сердце забилось как бешеное, руки мгновенно похолодели, а ладони увлажнились.
— Убийство? — пролепетал он вслед за кассиром. Надо было сказать что-нибудь еще. Но что? Знает он, к примеру, об убийстве или еще нет? Ну конечно же, знает! Об этом вчера весь день говорили по радио, а вечером передавали по телевизору в новостях.
— Вы о трупе, который нашли в парке Волонтеров? — спросил он. Нормально получилось. И голос звучал прилично, и интонация что надо. Интерес, несомненно, присутствовал, но в меру.
— Она была здесь перед тем, как ее убили, — тем временем сказал кассир.
Колени сразу же ослабли. Когда он начал вынимать бумажник, то не сумел удержать его в дрожащих пальцах и тот упал на пол.
— Черт, — простонал он и нагнулся, чтобы его поднять. Впрочем, это оказалось ему на руку, он получил несколько секунд, чтобы продумать ответ. Кроме того, он, что называется, въехал, и когда вылез из-под прилавка, то смотрел на кассира круглыми от удивления глазами.
— Здесь? — переспросил он. — Вы хотите сказать, что перед смертью она заходила сюда?
Кассир с готовностью закивал. Как только он заговорил снова, стало ясно, ему приходилось пересказывать эту историю как минимум раз десять.
— Она заходила сюда каждый вечер, чтобы выпить чашечку кофе перед тем, как идти домой.
— Вы хотите сказать, что знали убитую? — спросил Мясник, особенно налегая на слово «знали». Таким образом он хотел дать понять этому пустомеле, насколько он, Мясник, потрясен его осведомленностью.
— По правде сказать, я вовсе ее не знал, — быстро заявил кассир и оглянулся. Ему вдруг пришло на ум, что всякий, кто видел убитую за час или два до смерти, автоматически подпадает под подозрение. — То есть я ее видел, конечно, но не чаще, чем все те, кто здесь работает.
Заметив, как разыгрались нервы у кассира, Мясник сразу приободрился и уже совершенно спокойно протянул ему двадцатидолларовую купюру. Дождавшись сдачи, он взял пакет, куда кассир положил газеты и жестянки с супом, и вышел на улицу. Едва сдерживая нетерпение, он двинулся домой, дав себе слово не прикасаться к «Геральд», пока не окажется дома. Но как он ни старался идти неторопливым шагом, искушение оказалось сильнее, и оставшуюся часть пути он проделал чуть ли не рысью, втайне надеясь, что его примут за человека, опаздывающего на деловую встречу. Через три минуты, которые показались ему вечностью, дверь квартиры наконец захлопнулась за ним, и он выхватил газеты из пластмассовой сумки, хотя при этом на пол вывалились жестянки с куриным супом. Не обратив на выпавшие жестянки ни малейшего внимания, он развернул «Геральд» и принялся тщательно изучать первую страницу.