— Куда же вы смотрите?! — закричал он почти истерически в лицо милиционеру. — Где вы были?! Вы знаете, какой это человек был?! Он всем помогал, всем! А ему никто не помог! А вы должны людей защищать! Людей защищать, ты понял?!
Его схватили за руки, повели в сторону. Дима не видел куда: слезы так и струились из глаз. Все неприятности, которые мучили его последнее время, казались теперь потерянным раем, заслоненные одной огромной и непоправимой бедой.
Глава двенадцатая
ДЛЯ ЛЮДЕЙ
Закончилась осень, самая страшная осень семьи Майковых. Теперь их осталось трое: Дима, мама и сестренка. Но выходило так, что без отца дом опустел, будто не только он ушел навсегда, но с ним исчезло и по половинке от каждого из оставшихся. Странно было возвращаться вечером: никто не играл в нарды, никто не пел с Танькой песенок, никто не подсмеивался над Дмитрием.
Мать сразу постарела, осунулась, глаза потеряли блеск. Притихшая сестренка порой забывалась и начинала, как и прежде, хохотать и всюду носиться. Дима старался поддержать ее в этом, но и времени не хватало часто бывать дома, и как-то не получалось, что ли. Ведь он только разыгрывал веселье, а сам постоянно вспоминал отца, с которым не успел помириться.
И не просто не успел, а сам, по сути, стал соучастником убийства. Нет, не соучастником, конечно, этой мысли Дмитрий просто бы не вынес, но… пособником, что ли? Не зря говорят: «Бойся равнодушных». Отец умирал, а его сын не дал свой телефон, чтобы вызвать «скорую помощь». Может быть, врачи все равно бы не успели. А может быть, и нет. Этот вопрос теперь будет мучить Диму всю оставшуюся жизнь, и он это понимал.
И все же нужно было жить дальше. Никто не станет учиться за Дмитрия, срок экзаменов приближался. Друзья отца, конечно, помогли семье покойного деньгами и могли бы помочь еще. Но Дима знал, что отец, всегда оказывавший помощь другим, сам старался обходиться без поддержки: пусть пригодится тем, кому нужнее. Вот и он отказался от денег и с удвоенной энергией развозил цветы. Мысли о другой работе сами собой ушли, не до того было, чтобы что-то менять. Если работать — денег хватит, а жадничать он теперь не хотел. Ведь те люди, что убили отца, наверняка рассуждали именно как Купцов: выживает сильнейший, последние не станут первыми и… «ноль-три — звонок бесплатный!» Как же ненавидел теперь Дмитрий эту фразу!
За что убили Павла Аркадьевича, следователи так и не узнали. Дима сообщил все, что знал, в том числе и о происшествии на перекрестке. Однако личность воришки установить не удалось. Да и подозреваемым его никто всерьез не считал: не может же уличный мелкий вор, которого даже в милицию не сдали, настолько ненавидеть обидчика, чтобы отыскать его в огромном мегаполисе? Постепенно следователь звонил все реже и наконец совсем перестал. В конце концов, в Москве кто-то погибает каждый день, и преступников находят не всегда. Дмитрий думал о собственном расследовании, но даже не знал, с чего начать.
В тот вечер он чувствовал себя особенно скверно. Домой вернулся вовремя, успел даже немного поиграть с Таней перед ужином. Мать налепила пельменей по отцовскому рецепту. Наверняка плакала, и Диме казалось, что он чувствует в них эту горькую соль. Сестренка пельмени просто обожала, но ела не спеша, тщательно пережевывая. Как всегда оказавшись последней, она вдруг взяла один пельмень и аккуратно переложила его в тарелку брата.
— Ты, Дима, теперь за папу будешь, как он, — очень серьезно и тихо сказала Таня. — Тебе надо больше есть. Будешь, как он, всем помогать… Посуду, там, мыть, всякое такое. На еще пельмешек.
Второй пельмень оказался рядом с первым. Тут уж Димка едва сам не заплакал. О чем он думал? О деньгах, о ресторанах, о том, как купит новую, дорогую машину… А нужно было думать о своих близких. Помогать им. Ведь они — теперь только Таня и мама — всегда помогут. Они думают о нем!
После ужина он поцеловал сестренку, накинул куртку с капюшоном и вышел. Мокрый снег, то переходящий в дождь, то снова падающий тяжелыми хлопьями. Обычная декабрьская погода для Москвы. Дмитрий подошел к «Волге» и завел ее. Теперь важно было даже не то, что она летает. Важно, что «Волга» — последний подарок отца.
Он старался приезжать сюда пореже, но «Волга» словно сама стремилась прилететь именно в этот район. Вот она, злополучная трамвайная остановка неподалеку от депо, здесь отец садился, чтобы ехать домой после смены. Ночь, никого нет. Мокрый снег и ветер.
Дима сидел, почти не видя происходящего снаружи, — такая погода. Сидел и силился понять: как все-таки жить дальше? Ох, как не хватало именно отца именно сейчас.
Своей смертью Павел Аркадьевич умудрился снова, и на этот раз навсегда, переспорить сына. Дмитрий даже улыбнулся незаметно для себя: вот же упрямый трамвай! Опять настоял на своем. Все вышло именно так, как боялся отец. Он ведь спросил тогда, на перекрестке, после того как ударил вора: «Но ты-то поможешь?» И вот Дима — не помог. И теперь старался понять: как же так вышло?
Ответ получался только один: Купцов. Этот миллиардер сумел всего лишь несколькими словами да броским жестом с миллионом рублей покорить Димкино сердце. Убедить, что жить надо именно так, как живет он. И Дмитрий развесил уши, вмиг забыв все то хорошее, чему годами учил его отец.
— Что ж я за идиот-то такой? — вслух пробормотал Дима. — Деньги, деньги… Успех. А чего ради? Ведь все — ради ближних…
Где-то неподалеку прогремел гром. Гроза в декабре — редкость. Впрочем, молний все равно было толком не разглядеть из-за мокрого снега. Да Дима на них и не смотрел, он просто сидел и вспоминал снова и снова.
«Молодой человек, вы можете помочь?» — вот в это самое окошко стучала старуха. И дело даже не в том, что Дмитрий не помог отцу. Помогать нужно всем, вот чего хотел Майков-старший, вот как поступал.
И снова голос Димы: «Ты — один. Они тебя найдут, и никто не поможет».
«Но ты-то поможешь?» — в тысячный раз спрашивал отец, не зная ответа.
Не просто не помог, еще и пошутил:
«Ноль-три — звонок бесплатный!»
И поднял стекло, отгораживаясь от чужой беды. Мысли гнали дальше: «скорая помощь», врач, который действительно хотел успеть пораньше, бессильная милиция…
Совсем близкий разряд молнии осветил машину вспышкой. Диме показалось, что молния прямо в «Волгу» угодила. Как знать — может быть, она и такое может выдержать? Мигнули приборы, включилось радио. Дима взлетел, машинально прислушиваясь к разговору на спецчастотах.
— Товарищ генерал, нам нужны вертолеты! — просил кто-то, неведомый Дмитрию. — Пожар на улице Восьмого марта! Горят верхние этажи жилого дома.
— Жильцов-то, жильцов всех эвакуировали? — отозвался властный голос.
— Да! — сообщил незнакомец и тут же поправился: — Но кажется, кто-то остался на последнем этаже.
— Как остался?!
— Перекрытия обрушились, — оправдывал пожарных перед генералом подчиненный. — Мы не можем туда добраться!
Дмитрий, поднимаясь все выше, внимательно прислушивался. Где находится улица Восьмого марта, он помнил без карты.
— И сколько еще есть времени?! — нервничал генерал.
— Несколько минут! Этаж уже прогорает, нужны вертолеты!
— У вертолетов расчетное время — полчаса! — вскипел генерал. — Смотри, капитан, человек погибнет — ты пойдешь под трибунал!
Дмитрий вывернул руль и прибавил газу. Отец никогда не отказал бы в помощи, особенно в такой ситуации. А ситуация была такова, что помочь могли только двое: черная «Волга», летящая среди молний, и ее хозяин.
Тележурналисты успели вовремя, — сняли даже эвакуацию жильцов. Потом начали понемногу разъезжаться: в городе было немало других происшествий, требовавших освещения. Все меньше оставалось камер, снимавших горящее здание и перепуганных людей, сжимающих в руках вынесенные из огня вещи, часто совершенно случайные. Журналисты курили, сбившись кучкой и, привычные ко всему, обсуждали далекие от пожара вещи.
— Посмотрите, вон там! — вдруг воскликнула высокая рыжая женщина в кепочке, показывая рукой вверх. — На последнем этаже, под крышей!