Я подбирал слова и аргументы для возражений, но не успел.
— Знаешь я вот как иногда думаю, — уже другим тоном немного смущенно заговорил Брок, — Русский народ, такой каким он был: терпеливым; покорным и безропотным, уже умер или стремительно вымирает, на его месте прорастает новая нация, русская нация, взявшая от этого народа все самое лучшее, так как хороший сын и достойная дочь принимают от матери и отца их наследство, чтобы его приумножить, а не пропить. Для нас это самое главное. А с тобой я думаю договоримся, — очень серьезно сказал Брок, — вот ты татарин и чтобы ты хотел от нас?
— Сохранения и расцвета нашей земли и нашего этноса. Безоговорочное уважение его веры, культуры и их развитие. Полное юридическое и фактическое равноправие с другими народами. Все стратегические общегосударственные решения принимать только всем вместе. В экономике независимость, чтобы столица не все под себя хапала. И пусть твои «наци» у нас свои порядки не устанавливают. Подлинное самоуправление без указки сверху. Все вроде… ну и конечно всем кто живет у нас, все гражданские права, в том числе и право быть избранными в органы власти, полная безопасность и безоговорочное уважение их веры, традиций и культуры. Полагаю, что и наш язык им не помешает изучить, добровольно конечно исключительно из уважения к народу с которым бок о бок живут, мы же все без исключения на русском свободно говорим.
— Договорились, — подумав кивнул Брок, — это нормально, каждый свой народ любит. И должен любить, иначе он быдло.
Я нервно засмеялся, ну ладно этот Брок еще по большому счету пацан, а я то? Уже давно седой весь, а все в игрушки играю, фантазирую с умным видом. Я разве имею право за других говорить? Нет. И можно подумать эти решения и договоренности хоть что — то значат и хоть кто-то будет их исполнять. Глупо как все.
— Ты чего смеешься? — с подозрением спроси Брок и нахмурился.
— Да так, — махнул рукой я, — вообще то все эти права о которых мы с тобой говорили давно в Конституции прописаны.
— Дело не в том, что написано, — холодно сказал как отчеканил Брок, — дело в том кто и как написанное исполняет. И еще…
Он медленно встал из-за стола, я насторожился.
— … я знаю неплохой ресторан, там из натурального кобыльего молока готовят и подают степной напиток жизни, поехали, я угощаю.
— Э… я тебе признаюсь… — слегка краснея от смущения пробормотал я, — у меня от молочного живот схватывает. Может лучше выпьем приготовленного из натуральных зерен «турецкого» кофе, а не эту растворимую якобы кофейную бурду? Тут недалеко отличная кофейня есть. И это я угощаю.
Разом вместе и засмеялись. Так — то, а вы говорите павлины.
Глава девятая
Разговаривают два врача:
— Знаете, у меня был случай, что пациент по всем диагнозам должен был умереть еще 10 лет назад, а он все еще жив.
— Вот видите коллега, если человек по-настоящему хочет жить, то медицина бессильна.
В среде он известен под оперативным псевдонимом Лэнс. Он стукач, он же дятел, барабанщик, внештатный сотрудник, оперативный источник и прочая… прочая… Для определенной категории лиц снабжающих органы информацией о своём окружении придумано много различных названий от оскорбительных до обтекаемо нейтральных. Лэнс входит в группу Макса. Мне было смешно, что при встрече на квартире он так и не снял бейсболку за длинным козырьком которой его лицо оставалось в тени. Все было так похоже на неловкий и глупый розыгрыш, где люди скуки ради дурят заехавшего к ним наивного и туповатого провинциала. А что? И это вполне возможно. Вот исходя из этого и будем относиться ко всему происходящему, подумал я. Спектакль и нечего более. И как же в этом спектакле становятся добровольным помощником наших любимых, глубокоуважаемых, совершенно неподкупных и высокопрофессиональных органов несокрушимо стоящих на защите конституции?
— Ну лично меня, — глухо рассказывал Лэнс, — на наркоте подловили. На улице задержали, скрутили и в авто. В машине совершенно открыто сунули в карман большую дозу героина, в отделении обшмонали при понятых, достали, запротоколировали, все срок готов. Я входил и вхожу в легальную организацию, — тут Лэнс произнес название которое мне ни о чем не говорило, — вот мне «господин — товарищ» в штатском и говорит: «Выбирай: срок или помощь нам». А у меня институт, мама с папой. Чего тут выбирать? «Все ясно, — ною, — не сажайте, я все сделаю» Тут же и заяву под диктовку написал, типа добровольно прошу принять меня нештатным сотрудником, потом первый донос. Пока донос сочинял чуть от сдерживаемого хохота не обделался.
— А что же тут такого смешного? — брезгливо недоумевал я.
— Так нас Маузер всех заранее проинструктировал, как вести себя при задержании и вербовке, — из под отбрасываемой на лицо тени молодо и беззаботно засмеялся Лэнс, — ной, проси, и все такое. Покажи себя размазней, про такого никогда не подумают, что он входит в нелегальную группу. Типаж не тот. Мы даже содержание первого доноса учились писать. Поменьше конкретики, побольше всякой херни, типа слышал, вроде видел и всякое такое. А после вербовки я сразу с Максом на связь вышел, сообщил, что и как. Дальше меня уже Маузер вел. Объяснял как надо себя вести, что конкретно писать и вообще линию поведения мы вместе выстраивали.
— А еще как вербуют и вообще кого склоняют к сотрудничеству? — помолчав спросил я.
— Ну допустим, парень или девушка общаются в движении и участвуют в легальных акциях протеста. Их хватают и волокут в отдел, там устанавливают все данные. Первое дело это запугать и установить, тех кто может активно участвовать в протестных действиях, их берут за заметку чтобы если чего… профилактически арестовать или спровоцировать на определенные действия. Второй смысл законных трехчасовых задержаний это подборка будущих провокаторов. Если задержанное лицо представляет оперативный интерес его вербуют, — пояснял Маузер, — Не обязательно сразу, могут и подождать немного. Как правило действуют достаточно грубо: Учишься в институте? Отчислим и вперед в армию, а уж мы постараемся чтобы тебя отправили куда погорячее. Наркоту чаще всего подкидывают, огнестрельное оружие намного реже. Бывает, что под пытками выбивают нужные показания, а потом шантажируют: «Смотри эту запись передадим твоим дружкам, так они же тебя и убьют». Иногда вполне реальные уголовные дела прекращают, только стучи. Представьте себе еще совсем молодого неокрепшего человека на которого обрушили всю мощь карательной системы. Он один, против него государственная машина, для которой раздавить его это пара пустяков. Многие ломаются. Становятся провокаторами. Почти все они ненавидят своих кураторов, за то что их сделали подлецами. Поверьте это очень опасно, очень. Такой агент в любой момент может убить своего «наставника» или публично совершить акт насилия сообщив, что он это сделал по приказу соответствующей службы. В истории спецслужб есть масса таких скандальных примеров. Если человек хочет от этого уйти, то самый простой способ это публично объявить о том кто его толкнул на провокации и чем его шантажировали. В этом случае, его физически не тронут те на кого он «стучал», а его так сказать «наставник» получит хороших трендюлей от своего начальства и его карьера в политическом сыске будет сильно затруднена если вообще не прекратится.
— Вы не упомянули категорию идейных сторонников существующего порядка, которые с риском для жизни внедряются в подполье, дабы прекратить их незаконные действия, — намерено сурово и взволнованно, как бездарный актер в любительском спектакле, сказал я, — и возможно убедить их в ошибочности их убеждений. Потребовать явки с повинной, дабы искупив свою вину, они в дальнейшем стали полезными членами нашего суверенно демократического и самого толерантного общества.
Если это и показались присутствующим едким сарказмом то я не виноват. Лэнс посмотрел на меня с явным подозрением и легкой обидой.