– Краше нашей Флоренс во всем Логрессе нет, – пропел он с лукавой улыбкой. – Пойдем, сразим наповал того, кто вздумал попросить у отца твоей руки!
Лорд Маккензи и другие гости опаздывали, поэтому их ждали в гостиной. Флоренс села на софу рядом с сестрами – Матильда смерила ее равнодушным взглядом и уткнулась в книгу, Дженни же просто отвернулась, словно Флоренс чем-то ее обидела. Дядя Оливер что-то одобрительно проворчал, а леди Кессиди расплылась в широкой улыбке.
– Ах, дорогая! – всплеснула она руками, но не успела ничего добавить: звон колокольчика из коридора отвлек ее.
Первый гость приехал. Леди Кессиди стряхнула с юбок что-то невидимое и кивнула мужу. Тот встал и подал ей руку. По его лицу было заметно, что все происходящее не доставляет ему удовольствия и он принимает это как необходимость. Оливер Силбер следовал светским ритуалам, знал их блестяще, но – Бенджи не раз это говорил – не всегда одобрял, считая некоторые суетливой чушью. От других, впрочем, особенно от младших членов семьи, он требовал беспрекословного подчинения правилам. Бенджамина это раздражало, в том числе поэтому он бунтовал.
Матильда оторвалась от книги, заложила страницу ленточкой и спрятала «Опыты геометрии» под диванной подушкой. Они с Дженни переглянулись и кивнули друг другу. Сестры Силбер надели платья того же незабудкового оттенка, только ленты были серебристые, словно леди Кессиди пыталась тем самым подчеркнуть разницу между дочерьми и Флоренс.
– Это же первый званый ужин дорогой кузины? – спросила Дженни у брата.
Смотрела она при этом на свои пальцы, делая вид, что пытается понять, не забилась ли сквозь перчатки под ногти какая-нибудь грязь.
Бенджамин, который стоял у окна, скрестив на груди руки, ответил без улыбки:
– Да, и, если ты решишь испортить его, дорогая сестрица, поверь, я найду, какие твои маленькие секретики рассказать нашему отцу.
Флоренс вспыхнула, Дженни тоже. Матильда с интересом посмотрела на них.
– Как ты мог подумать, что я захочу кому-то что-то испортить, – презрительно фыркнула Дженни. – Я уверена, дорогая кузина сама с этим блестяще справится!
Бенджамин сощурился, а Матильда неодобрительно покачала головой.
– Замолчи, Дженни, – сказала она и встала. – Даже твою красоту злой язык испортит без труда. Пойдемте. Думаю, пора.
Колокольчик позвонил еще раз, а потом еще. Слуга открыл дверь, и им действительно пришлось покидать уютную гостиную и идти в неизвестность, полную людей, правил и звона хрусталя.
– Матушка запретила ей кое-что, – шепнул Бенджи Флоренс на ухо, пока они шли по коридору, приотстав от сестер. – Впрочем, сама увидишь.
Увидеть было несложно – медовые кудри лорда Дугласа Флоренс разглядела бы и в стотысячной толпе. Он стоял у камина, разговаривал со смутно знакомой дамой и, оглядываясь на свое отражение в зеркале, нервно поправлял то волосы, то галстук. Дженни так и застыла, Матильде пришлось мягко толкнуть ее в спину. Бенджамин усмехнулся, а лорд Дуглас, мазнув по девушкам словно бы случайным взглядом, вернулся к беседе.
Потом он, конечно, подошел к ним, чтобы поклониться и выразить радость от встречи. Флоренс показалось, что на лице Дженни за вежливой улыбкой так и проступают разочарование и обида.
Летние сумерки сгустились, слуги зажгли огни, и сразу стало уютнее. Хрусталь и зеркала засверкали, просторная гостиная заполнялась людьми. Пришлось много улыбаться, отвечать на приветствия и вспоминать имена тех, с кем Флоренс успела познакомиться, – иногда это давалось с трудом. Горло пересохло, и Флоренс попросила у слуг бокал холодного лимонада. С ним она спряталась у колонны, чтобы хоть минуту отдохнуть и выровнять дыхание. Бережно уложенные локоны, казалось, взмокли и начали липнуть к шее, а вплетенные в них проволочные стебельки незабудок кололи кожу.
Голос дяди, раздавшийся из-за спины, заставил Флоренс вздрогнуть.
Она обернулась. Лорд Силбер поймал ее взгляд и кивнул, а после жестом приказал подойти ближе.
– Флоренс, – сказал он мягко, будто собирался отчитать ее за провинность, но понимал, что она и сама достаточно прониклась собственной виной. – Я хочу представить тебя своему доброму другу и надежному партнеру лорду Лайонеллу Маккензи. Лорд Маккензи, – он обернулся к собеседнику, который до того казался Флоренс, растерявшейся от голосов и огней, просто темной фигурой, – моя племянница Флоренс Голдфинч. Будьте знакомы.
В жизни взгляд лорда Маккензи был таким же острым и злым, как на гравюре, – Флоренс почувствовала себя мотыльком, которого прикололи булавкой к дощечке, чтобы развернуть крылья и закрепить под стеклом. Лайонелл Маккензи изучал ее несколько секунд – напряженно, словно пытаясь составить мнение о потенциальной невесте, после чего его лицо странно дернулось: он моргнул, поджал губы и нехотя, через силу улыбнулся, будто давно этого не делал и успел разучиться.