− Сегодня вы выглядите лучше, − соврал Менез.
Бриньяр простил обман. Во лжи асикрита нет корысти, он хочет облегчить своему патриарху последние дни. Как ни прискорбно сознавать, они ведь действительно последние. Он это чувствует. Знает.
− Может лучше отложить встречу? — спросил с надеждой Менез. Старый слуга тоже выглядит неблестяще. Словно зараза, пожирающая патриарха, вытягивала силы и из него.
− Раз ты сказал, я выгляжу превосходно, значит незачем откладывать на завтра не выполненное вчера! — выговорил Бриньяр асикриту.
Менез подложил подушечки под спину патриарху, прикрыл пледом ноги. Бриньяр не столько мерз, сколько гниющая плоть ступней и запах лекарства, отравляли воздух зловонием.
«Уже и пахну как покойник,» — отпустил шуточку Бриньяр. Он мог себе позволить шутить.
Асикрит отступил на полшага и обрызгал патриарха розовой водой. И без того тяжелый воздух стал невыносимо сперт. Дышалось с трудом.
− Зови, − приказал Бриньяр.
Менез, вздыхая и сокрушаясь, нога за ногу, поплелся приглашать.
− Иллюстрис дозволяет вам присутствовать, синкелы[64], − произнес он, впуская посетителей.
Вестарх Гроз серьезен и не улыбчив. Большой лоб в линиях морщин. Щеки обвисли. Уголки губ обиженно опущены. Бьерк что-то говорил о Нании. Бриньяр не смог вспомнить что именно.
Иерей Бараман крупен фигурой, груб лицом. Не руки — лапищи. Не иерейский жезл держать, а топором головы еретикам оттяпывать! Подряд. Без разбору чинов и вины. Он и оттяпывал. Без разбору. Потому Бриньяр и держал Барамана на должности главы инквизиции. Отличный исполнитель. Вот только сообразительности не помешало бы побольше.
Ромуил ди Гарра, полная противоположность иерею. Глядя на него, не скажешь, что человек выбрал воинскую стезю. А узнав ближе, вздохнешь, зачем посвящать жизнь искусству, к которому нет и крохи талантов. Единственный плюс — предан!
Эк-просопу[65] Аммельрой выглядел обычным монахом. Неприметен. Ни в одежде излишеств, ни в манерах властности. Смирен духом и помыслами. На самом же деле и дух, и тело держит в железной узде непреклонной воли. Способности неприметного дьякона, Бриньяр открыл с подачи Бьерка. Старания и устремления сорокалетнего, ревнителя церкви Бриньяр оценил по достоинству. Назначил Местоблюстителем Патриаршего Престола на случай своей болезни или кончины.
Последним в комнату вошел… Бриньяр напряг память. Как же имя последнего? Тан… Кор… Тан Койр… Катепан Койер!
Катепан прям − выправка солдата, не горбится — не гнется, смотрит уверено, взгляда не отводит. Бойцовская привычка! Сцепился — стоять, не пасовать! Ни перед кем!
Бриньяр порадовался маленькой победе. Пожалуй, сегодня он действительно молодцом! Однако кроме имени катепана ничего больше не вспомнил. Но раз Аммельрой привел, значит необходим.
По обыкновению стоило допустить вошедших к целованию патриаршей руку. Но Бриньяр не допустил. Последнее время он вынужден отказаться от некоторых обязательных церемоний. Поцеловать его руку? Тыльная сторона покрыта мелкими язвами и красными припухлостями. Ладонь в кровяных трещинах. Как бы истолковали хироманты необычное явление — кровоточащую линию судьбы?
Бриньяр подождал, пока вошедшие рассядутся. Круглый стол огромен. Но из-за могучей фигуры Барамана всем кажется тесно.
«Потерпят,» − Бриньяр не стал предлагать отсесть к маленькому столику. Может потому что там стояло его любимое гранатовое вино? Малая радость из оставшихся.
− Я готов вас выслушать, − объявил Бриньяр без всяких вступительных речений. — Гроз начинайте. С Мэдока ди Хенеке.
Вестарх хотел встать, патриарх дозволил — сиди!
− Молодой человек ведет себя достойно. Ни в каких подозрительных компаниях или сборищах не участвует. Службу выполняет должным образом.
− И в дружеских попойках не участвует? − хитро уточнил Бриньяр.
− Декарх умерен в питие.
− Что и в мимарий не ходит[66]? И в Дрофах не околачивается?
− Нет.
− Ему девятнадцать. В эту пору мужчины безрассудны в связях. Или он предпочитает грех рукоблудия греху блядства?
− Мы подозреваем, он решил эту проблему с молодой женой хозяина постоялого двора, где проживает.
− И где он проживает? — спросил Бриньяр.
Гроз не понял вопроса. Речь, прежде всего, шла о платежеспособности.