С докладом к императору, Райа опоздал. Бекри, почуяв неладное, прилетел как на крыльях, рассказать о предложении родни. Горм, в знак особого доверия, облачил верного присяге вестарха в пурпур глориоза. А его, Джера ди Райа, попытались потихоньку пристукнуть. Кто? Бекри боялся, всплывет подноготная его предательства и возвышения. Императору незачем шпион, который знает то, чего знать не положено. Кто-то из них двоих. А возможно, инициатива вассала реализовалась с молчаливого благословления державного сюзерена. В ту ночь было так же холодно и мокро. А вода в канале еще холодней.
С той поры кир Райа уверовал, быть безбожником не так и плохо. Его душа не понадобилась ни Кайракану, ни Создателю. Он остался жив. Для чего? На этот вопрос ему ответ не нужен.
2
Старик невольно поежился и поправил на плечах плащ из толстой овечьей шерсти, подоткнул полы. Пронизывающий холодный ветер вызывал озноб. Здесь на плешине подъема никогда не бывает безветренно. Никогда. Поневоле затаскуешь по благодатной долине Карши. Сады! Вдоль берега и вдоль дороги, от самых Каменных Врат до Россыпи, сады! Даже сейчас, осенью, они выглядели чудесно. В легких туманах, в прозрачных рассветах, под серебром дождей. Он всегда мечтал увидеть их весной, в бело-розовом цветении. Пахнет медом и земля устлана снегом лепесков. Но долина позади, позади Россыпь и трудный двухдневный подъем. И ничего чудесного или примечательного. Жалкая хижина послушника из братьев Харма, загон для овец, доставленный из долины стожок сена и… ветер!
Старик с ожиданием посмотрел на бледнеющее небо. Запад в россыпи звезд, а на востоке, на утреннем небосводе, пики гор вырисовывались особенно ясно. Ледяные вершины напоминают нераскрывшиеся бутоны роз, девственно чистые и прекрасные.
− Прошу вас, уважаемый Тимий, − протянул послушник Мьюм полную пиалу горячущего чая.
Охотно принимая подношение, старик с удовольствием вдохнул парок, исходящий от напитка. Там, внизу, люди называют чаем непонятный отвар из черных, зеленых или еще каких листьев. С удовольствием пьют закрашенную водичку с невыразительным привкусом, восхищаются тонким ароматом, который не учует и хорошая ищейка. Здесь подают другой. Настоящий! На бульоне из бараньих костей, добавляя соль, перец, горькие травы и обжаренную в сливочном масле муку, смягчить вкус. Такой чай согревает, насыщает, заставляет быстрее бежать кровь, придает силу и бодрит. То, что нужно! Честно признаться, он слишком древен для таких путешествий. Когда последний раз он посещал обитель? Два? Три года назад. И тогда путь не дался ему легко. Что уж говорить о дне нынешнем?
Тимий с наслаждением хлебнул, обжигая губы и язык. Так и должно быть. Горский чай пьют только горячим. Остынет ни вкуса, ни пользы.
− Прошу вас, уважаемый Коста, − Мьюм черпнул из глуби газгана, большого медного котла, и наполнил очередную пиалу.
Послушник излишне любезен. Любезность его не вяжется с внешним обликом. Плечист, длиннорук, в носу как у всей братии серьга. Но у него она выглядит разбойничьей цацкой.
Старик недовольно засопел. Не любил когда коверкают имя человека. Его спутника зовут Костас, а не Коста. Странный спутник, чурающийся общения. Странное имя, отсутствующее во всех именословах. Странное оружие, с которым не расстается, таская с собой. Оно и сейчас лежит, у него за спиной.
В путешествие Тимий отправился не по своей воле, по просьбе аввы Винса. Как отказать уважаемому человеку? Нельзя отказать. Даже если очень хочется, даже если неможется, даже если уже не радуешься жизни, а просто наслаждаешься последними отпущенными тебе днями.
Их беседа состоялась во время ежевечерней прогулки. Они спускались аллеей к озеру. Там где кончались плиты, начиналась закатная дорожка. Розовая, в серебристых бликах легкой ряби.
Говорили долго. Самое удивительное, Винс прибывал в некоторой растерянности.
− Понимаешь, дорогой мой Тимий, − наедине они общались запросто, по-приятельски, − Этот человек упрятал свою сущность за личину равнодушия. И причины столь странного поступка мне не вполне ясны.
− Мир полон странных людей, − ответствовал Тимий, удивленный словами аввы.
− Более чем странных…. Более…, − согласился Винс безрадостно.
− И он всего лишь ваш гость, − напомнили настоятелю Тимий, предполагая, куда тот клонит.
− Поступками доброго человека движет его сердце, поступками скверного, корысть и нелюбовь к ближнему, − размышлял Винс. − Что движет равнодушным? Ему ведь все равно, на чьей стороне выступать, за какое дело взяться, и каков будет результат деяний. И скверный и добрый предсказуемы. Равнодушный нет. Он пренебрежет легкой славой, но ввяжется в безнадежную авантюру. Вступится за неправого и откажет в защите безвинному. Отберет последний фолл, но не нагнется за рассыпанным богатством. Никто не предскажет его поступков. Даже он сам. Ему все равно! И это меня беспокоит. Личина может прирасти. Другой вопрос. Зачем и почему так? Должны быть объяснения. Но я их не нахожу, и все что могу сделать, отослать кира Костаса в обитель Святого Харма, в сопровождении умудренного жизнью человека. Уповаю на помощь братьев и самого Святого. Уповаю и только!