− А ты не боишься?
− Нет, − ответил Птат сыну.
− Потому что у тебя меч?
− Потому что мужчина, − пояснил свое бесстрашие опцион. Но одно проистекало из другого.
Рассматривая Птата и Куи, так звали мальчика, Тимий находил подтверждение житейской примете. Если женщина любит мужчину, дети возьмут лучшее от обеих родителей. Нет, они будут похожи на родительницу. Сын не перенял черт отца. То, что Тимий прав в своих наблюдениях, подтвердило появление второго мужчины, Рансу, так он вчера представился. Высок, ладен и по своему красив. Скорей всего брат матери. Мальчишка сильно на него походил.
Рансу поправил на поясе дагу и поприветствовал сидящих у костра.
− Здоровья вам уважаемые.
− И вам того же, алиджах[26], − ответил за всех послушник.
− Позволите воспользоваться вашим огнем? — попросился Рансу, дергая плечами. Для такого времени, он одет неосмотрительно легко.
Мьюм сокрушаясь закачал головой. Ох, люди! Твое, мое, ваше! Готовы поделить все на этом свете. Землю, воду, воздух, даже огонь. Им мало целого. Им подавай кроху, но чтобы свою!
− Тепло очага Харма для всех.
У костра стало тесно и оживленно. Послушник щедро разливал чай, а Рансу хлебосольно предлагал сыр, ветчину, хлеб и гавут − лакомство, приготовленное из жареного гороха, растертого с сахаром и кардамоном. Куи, не успев усесться, принялся шевелить угли. Костер стрельнул искрами и зачадил. Рансу отвесил племяннику подзатыльник. Птат недовольно глянул на родственника, но промолчал. Мальчишка притих, но лишь покуда ему не подали пиалу. Он тотчас извлек из кармана сухарь и стал макать. Твердый хлеб не очень поддавался. Еда тут же превратилась в игру. Непотопляемый корабль-сухарь дрейфовал в бурном море чая. За сухарем пришла очередь ветчины, которую просто необходимо обуглить, и сыра вывалянного в золе. Вкуснотища!
И Тимий, и Костас, и Птат с родней − паломники. Другие в эти горы не поднимаются. Все добрались сюда вечером. Опцион с семейством раньше, потому занял хижину Мьюма. Монахи специально держали у моста одного из братии, помогать и обеспечивать пришлых временным кровом.
В обитель Святого Харма можно попасть двумя путями. Самый короткий от Газни, долину Карши, в горы, через разлом Нау. Путь проверенный. Единственное неудобство, если пренебречь тяготами пешего паломничества, подвесной мост, в пятьдесят шагов. Пятьдесят шагов над бездной, это испытание мужества, время борьбы с собой, с собственными страхами, грехами и неуверенностью. Рубеж, охраняющий от пустых ротозеев. Если тебе действительно надобно в святое место, переборешь страх. Многие, так и не смогли преодолеть себя. Но даже смелым перейти на другую сторону не просто.
Второй путь, многотрудное путешествие по узкой тропе по царству камня Игольчатых Гор. Тропа, или Короткий фадж[27], так её называли горцы, брала начало от менгиров у Черной топи. Как худший (каждому свое!) вариант − Большой фадж. Он тянется от Халангзара, вересковых степей стратов. Кто хотел заслужить особую милость святого, шли от менгиров. Кто искал служения в обители, выбирали неблизкую дорогу. Степняки таких считали едва ли не равных святому. У них самих в обычае, одолевшему фадж, прощались прошлые прегрешения. Однако таковых насчитывалось из малого малое количество. Рожденные в приволье степей не любили тесноты гор. Сами горцы относились к паломникам сдержано. Не трогали, не мешали, если обращались за помощью, предоставляли еду, кров и очаг. В проводнике отказывали. У человека по жизни нет провожатого кроме Всемогущего Сура. Вот и проси его. Только он укажет верный путь. А Большой ли это фадж, Короткий ли, широкая ли дорога или тайные тропы Черной топи, ему видней.
Тимий посмотрел на горбушку солнца, высунувшуюся из-за Снежного Хребта. Как только светило встанет над Горун-скалой, а это через полчаса, можно будет начинать переход. Перейти по мосту на другую сторону разрешается, и послушник проследит, только до полудня. После полудня по нему, получив милость святого Харма, возвращались в мир. Время и направление строго соблюдались. Совершавшие паломничество знали, тень должна оставаться за спиной. По-другому никак. Противное есть неуважение к святому. Нарушителю нечего и надеяться на милость.
Костер выстрелил угольком. Раз, второй. Костас поспешно допил чай большим глотком и вернул пиалу.