Щепетнев Василий
Черная охота
Василий Щепетнев
Черная охота
12 августа.
Канцелярская скрепка отогнутым концом царапнула бумагу.
- "Оптимальные издержки - пять единиц", - продекламировал торжественно Советник. - Что скажешь?
- Малахов учтен? - Куратор наполнил минералкой стакан.
- Ну-ка... - Советник пробежал глазами две страницы распечатки. - Да, включая Малахова.
- Не уложатся, - Куратор набрал воду в рот, помедлил, перекатывая нарзан от щеки к щеке и, наконец, проглотил.
- Планировал Сынок, а он обычно считает точно, - возразил Советник.
- Э! Планировать все горазды, - Куратор отставил стакан. На запотевших стенках отпечатались подушечки пальцев - тонких, нервных. - Хочешь пари: прихватят минимум одного лишнего.
- Идет, - Советник достал чистый лист. - С проигравшего бутылка шотландского. А насчет камушков как? Найдут?
- Что камушки! Пустяк, безделица... Надо будет - своих подсыпем, Куратор начертил пять прямоугольников и в первый бисерным почерком вписал: "Малахов А.Б. Ликвидирован 26.07.".
16 августа.
Трава колола подошвы. Грубая кожа, а чувствует.
Петров спустился к реке. Мягкий ил подался, заструился меж пальцев. Шаг, другой - и вода подступила к лицу. Прозрачная: видно, как пескари снуют в глубине, тычутся в щиколотки.
Славно-то как! Он оттолкнулся, выбрался на середину реки и лег на спину, предоставляя течению нести себя. Солнце выглянуло из-за облачка и ударило в глаза ярко, безжалостно. Надо перевернуться, да лень. Проще закрыть глаза. Усманка, Дон, Азовское море. Черное... Далеко, До обеда не доплыть.
- Какая гадость! - Вера возмущенно смотрела на сына. - Никита, ты отец или кто? Скажи ему, чтоб не таскал всякую мерзость в дом.
- И вовсе не гадость, а опарыши. Замечательная наживка, - Антон хладнокровно забрал у матери майонезную баночку. - Смотри, какие толстые, жирные!
- Замолчи, а то меня стошнит!
- Ухожу, ухожу, - и вышел на крыльцо.
Из соседней хижины выбежал черный котенок.
- Багир, Багир, иди сюда! - поманил Антон. - Рыбки дам!
Котенок подскочил резво, потерся о ноги.
- Держи! - серебряная уклейка упала на ступеньку. Багир прижал рыбу лапой и стал раздирать мелкими острыми зубами.
17 августа.
Не рассчитал, кончились червяки, подчистую.
Антон перевернул жестянку, поковырялся в земляных комочках. Бесполезно. И попросить не у кого: сюда, на Тихий омут, редко ходят.
Он оставил удочку на берегу, вошел в лес. Муравейник сыскать надо, яичек набрать. Ого! Из пня, из самого центра, торчит нож - отличный, такой и по охотничьему билету не купишь. Тень от рукоятки падает на какие-то закорючки... Часы солнечные устроил кто-то да и забыл.
Антон вытащил нож, померил лезвие. Годится. Спрятать придется, а то отец отберет.
Путь назад отыскался не сразу, и, когда Антон, наконец, вышел на берег, рыбацкий азарт спал. Словно в насмешку рядом с банкой разлегся наглый длинный червяк. Как извивается! Ничего, крючок не разогнешь!
Полчаса Антон ждал, пока не понял - ушла рыба. Закинуть в последний раз, наудачу?
Он начал осторожно выбирать леску. Крепкий крючок, бронзированный, и леса прочная. Пошло, пошло!
Он тянул, вглядываясь в глубину омута. Тяжелое, не селявка. Сандалет! Крючок за ремешок зацепился. Но...
Сандалет был надет на ногу.
Завтрак - перловая каша, пара оладышков и кофе "по-привокзальному" - не развеял утренней сонливости. Петров с сомнением посмотрел на мутную жидкость и решил воздержаться. Не стоит портить день с утра.
Муха села на ложечку, запустила хоботок в кофе и, соглашаясь с Петровым, полетела к потолку. Соображает!
В дальнем углу - плачущий голос Степана Кузьмина:
- Два неучтенных полотенца! А отвечать кому? Мне! - кладовщик сокрушенно махал руками.
Никита стремительно рассек зал, остановился у столика начальника базы Фомичева. Через минуту Фомичев подошел к Петрову:
- Вы медик?
- Что-то случилось?
- Мальчик с рыбалки прибежал, говорит, утопленник в реке.
Петров потер подбородок:
- Где именно?
- У Тихого омута.
- Милицию известили?
- Проверить бы сперва, - Фомичев раскраснелся, дышит тяжело. Гипертоник. - Вдруг напутал мальчишка?
- Проверим. Машину давай, командир.
...Ветки колотили по кузову, машина вздрагивала на пересекающих серую песчаную дорогу корнях деревьев.
- Стоп, шеф, приехали. Остальное - ножками, недалеко.
Они прошли берегом.
- Здесь? - спросил Антона Петров. Мальчик кивнул, стараясь не смотреть в сторону реки, - Постой, не подходи.
Берег нависал над водою невысоко - сантиметров восемьдесят. Плавала удочка, бамбук мокро поблескивал на утреннем солнышке, а рядом, у берега, темнело тело.
Край берега потревоженный, свежеосыпанный. Ступила нога и сорвалась, не удержалась.
- В машине я трос видел, командир. Будь ласка, принеси, обвяжем и вытащим.
Начальник базы хотел что-то сказать, но Петров отвернулся, стаскивая джинсы. Кожа в гусиных пупырышках. Нервы, нервы...
- Никита, иди сюда, один иди, Антона к машине отправь.
Дно круто уходило вниз, пришлось плыть - омут же. Обвязав тросом тело, Петров скомандовал:
- Поднимайте! Аккуратно, аккуратно!
Ниже по течению он выбрался на сушу сам, запрыгал, вытряхивая из уха воду.
Доцент Вадим Сергеевич Одинг, руководитель краеведческой экспедиции истфака, лежал на спине; бесстрастное, разглаженное лицо, глаза незряче смотрят в небо. Рубашка "проконсул", джинсы-пирамиды, греческие сандалеты. Странный купальщик.
- Он совсем не умел плавать, я знаю, - пробормотал Никита.
- Давайте оживляйте, - нервно прикрикнул начальник.
- Спокойно, командир. Забирай их и дуй на базу, оттуда звони в район, в милицию. И пришли кого-нибудь тело сторожить. Часок я побуду, а потом уйду.
- Это почему еще...
- Потому. Ты, командир, лицо ответственное, должностное, а я отдыхающий. Деньги не за то платил, ясно?
Дверца хлопнула оглушительно. Осерчал начальник. Под рычание отъезжающей машины Петров неспешно оделся.
Спустя сорок минут подвел итоги.
Смерть наступила между часом и тремя часами ночи вследствие утопления. Никаких следов насилия. Никаких признаков заболевания. Идеальный простой утопленник.
Солидный, еще подающий надежды ученый прошел среди ночи три километра лесом и утопился в омуте. Или свалился случайно? Прогуливался? С кем?
Петров давно обсох, но ветерок, тянувший с реки, свежий августовский ветерок, навевал дрожь.
Холодно. Господи, как холодно...
Петров откинул простыню, свесил с кровати ноги, нашарил на стуле одежду. А сейчас - акт самонаграждения за подъем. Отломил кусок шоколада, прожевал.
Падавший из окошка свет фонаря померк. Отключили-таки электричество, режим экономии.
Ключ туго повернулся в навесном замке.
Туман, снятый и разбавленный, стелился по пойме реки, вдали мерцал костер. Маленький ночной моцион для одинокого джентльмена.
Ступени вели к мостку. Он оглянулся. Крутой берег высился безмолвной, безразличной ко всему стеной. Эпоха Цинь.
В тумане костер исчез. Петров шел, сверяясь с белым огнем стрелки компаса.
Размятое пятно костра появилось внезапно, вдруг. Еще шаг и костер ожил. Придется лечь на землю.
Петров пристроился у кочки.
Шагах в двадцати у костра сидели трое - два парня и девушка. Олег Муратов, Коля Патура и Алла Минакова. Студенты истфака. Обычно с ними была и четвертая, Зиночка Лубина, но не видно, и вообще, не попадалась она сегодня.
Невысокое пламя пыталось достать висевший над костром котелок.
- Пора разливать, - подал голос Патура.
- Не торопись, - оборвал Муратов, и троица застыла в молчании.
Чингачгуки.
Земля потихоньку отбирала накопленное тепло. Тяжелая работа. А со стороны - лучше не бывает: подкрался, пошпионил - и спи, отдыхай. Проснулся, опять пошпионил, а там - зарплату дают или орден.
- Пора! - не выдержал Патура.
На сей раз Муратов не возражал. Сняв котелок с огня, он поставил его на землю и деревянным черпачком разлил варево в три большие алюминиевые кружки.