Игра в вопросы надоела.
Где-то здесь - полянка. Пожалуй, она. Нелегко пробраться. Муравейник в наличии и пень на месте. След от ножа в самом центре. Гномон?
Он пригляделся к знакам на пне.
Это не краска, не чернила.
Что привело сюда Одинга? Или кто? Зина?
Он разглядывал кусты.
Оплошность. Большая оплошность. Самонадеянный дилетант, вот кто он.
Петров пробрался вглубь кустарника.
Не мог сразу сообразить. Верхогляд. Торопыга. Кретин.
В маленькой ямке, небрежно прикрытой валежником, лежала Зина Лубина.
То, что от нее осталось.
- Близится осень, увы... - Никита отложил газету. - Темнеет рано. Что зимой делать станем?
- Проживем, - Леонид подошел к канделябру. - Мой знакомый в кооперативе клепает "буржуйки" и керосинки. Богатеет, нет слов.
Одна за другой свечи загорелись, засияли.
- Ночь, - Алла отошла от стола. - Ночь...
Стеклянные стены павильона-библиотеки почернели, тьма прижалась к ним, жадно высасывая слабый свет полудюжины огоньков. В углу похрапывал начальник, в одиночку одолевший поллитровку "Целебной Русской". Остальные сидели вокруг уставленного консервами столика.
Никита опять завел:
- Помню, в Киев попал на майские праздники в восемьдесят шестом, профсоюз путевку в турпоезд выделил, горящую. Народ рвался оттуда, а я туда. Походили мы по Киеву, на улицах - одни приезжие. Умные киевляне по домам отсиживаются. Я подумал-подумал, да и сам под землю спрятался - в Лавру пошел.
- Правда, что там мертвецы прямо на виду лежат? - Алла, скинув кроссовки, забралась на кресло с ногами.
- Лежат. Лица прикрыты, а руки видны.
Блеснуло!
Петров закрыл глаза, зажал уши.
Подполье, тело Патуры, обвязанное веревкой, холод стен, подступающее удушье и...
Пятно света, отброшенное поворачивающимся на ветру ставнем, скользнуло по камню кладки, земляному полу, бочке - рассохшейся, со сползшими обручами, опять по полу - стоп! Из мрака выхвачена рука, коричневая, сморщенная кисть с полусогнутыми пальцами, кисть правая, выше - темная материя рукава, все, дальше - ничего.
Мозг зафиксировал картинку и спрятал, приберег, а сейчас выложил. Пользуйся.
- Спите? - легонько коснулся плеча Степан Кузьмич.
- Почти. Пойду, прилягу.
- Стоит ли? Вдруг рядом бродит... - Леонид не закончил.
- Думаю, имеет смысл провести ночь всем вместе, - поддержал и Никита.
- Нет! - Алла соскочила на пол. - Вдруг он - один из вас? Я не останусь. А в домике у меня есть чем встретить любого, пусть сунется!
- Но, Алла... - попытался возразить Леонид.
- Нет, я ухожу. Последите лучше за собой!
- Позвольте вас проводить. Надеюсь, меня вы не подозреваете? - Петров потер глаза.
- Я вообще никого не подозреваю. Я просто боюсь.
- Начальничек-то уснул, - попытался разрядить обстановку Леонид.
- Переволновался, - сокрушился кладовщик, - неприятностей боится. И работу потерять. Я за ним пригляжу.
- Все же не мешает держаться кучнее. Я переберусь в домик рядом с вашим, Алла. Никита, присоединяйся, - предложил Леонид.
Лунного света хватало. Приемник "Океан", большой, тяжелый. Очень удобно. Петров снял заднюю крышку.
Если заменить килограммы внутренностей на пару микросхем, освобождается место для маленькой, но очень полезной вещицы, по сравнению с которой "узи" - мастодонт. Кобуру на грудь, у сердца, а поверх - легкомысленную светлую курточку.
База молчала. Он миновал ворота, свернул с дороги.
Серебряный лес черен изнутри. Но и чернота бывает разной. Надо правильно смотреть. Через минуту проступили, показались деревья, кусты, трава. Трюх-трюх по тропинке. Пепельная хвойная стлань пружинила под ногой. На сучок наступить, споткнуться, пошуметь, сохраняя чувство меры. Придет, даже и не захочет - придет. Натуру знаю, и потому обычай мой такой...
Знакомая полянка. Точно ли он повторяет маршрут Зины и Одинга?
Падающая звезда оставила огненный след.
Маньяк. Простое, исчерпывающее, удобное объяснение.
Меняю ослиные мозги на ослиные уши. Пора идти дальше.
Деревня в ночи естественнее. И разбросанные на свету дома выстроились в улицу, что стояла вдоль старой ухабистой дороги. Собачьего лая разве не хватает. Обло, стозевно...
Он шел спиной к луне и ждал, не появится ли рядом другая, чужая тень. Нет. Придется посетить злой дом - "Голую избу".
Небойко сыпались звездочки - августовская метеорная капель лишь зачиналась.
Проем зиял предупреждающе. А Никита говорил, заколотили они все...
Побывал кто-то в избушке.
Или наоборот, выбрался.
Петров проскочил сени и впрыгнул, покатился по полу.
Никого нового. У стены - тела несчастных искателей. Фонарик можно не включать - из подпола струился свет. Тихий, но очень знакомый звук рассыпающейся земли и шевелящегося тела.
Поторопить? Сам выползет.
Загорелся яркий круг на потолке, заскрипела лестница.
Поднимается.
Грязная, в земле рука показалась первой, за ней другая, с фонарем. Петров прищурил глаза. Безволосая сизая голова с огромными провалами вместо глаз, хоботное рыло. Противогаз.
Поднявшийся содрал маску, сумку, висевшую на боку. Неутомимый исследователь деревенских глубин Олег Муратов.
Неуверенные, короткие шажки к выходу. В светлом прямоугольнике нелепая сутулая фигура. Пусть уходит.
Петров подождал, пока Муратов отдалился от избы. На выход! Направился к двери, но замер, не дойдя шага.
Что-то стукнуло, царапнуло в ставень.
Вот и подошла наша очередь.
Прошелся по комнате, толкнул ставень - и сразу к выходу, оглядываясь на бегу. Из-за угла наперерез бросилась быстрая тень, но Петров смотрел на того, кто ее отбрасывал.
Семь метров. Секунда. Куча времени - когда умеешь думать. Сбить с ног, руки за спину, сковать - и конец. Остальное - не его забота. Экспертиза, повторная экспертиза, признание невменяемости, больница, побег - и все пойдет сначала.
Одинг, захлебывающийся в реке, Зина, бегущая по лесу, Рогов в момент пробуждения - сейчас он был ими, слабыми, напуганными, без опыта и оружия. Он был и другими, будущими жертвами, способными только зажмуриться, чтобы не видеть этот оскал, зажмуриться и молить о быстрой смерти.
Некоторые дела обязан делать сам.
Рука скользнула под куртку и, навстречу прыгнувшему - выстрелы. Серебро с никелевым сердечником, двадцать четыре пули калибра 4,7 остановили, отбросили...
Петров склонился над упавшим. Медленно обмякали, расслаблялись мышцы, смерть возвращала оборотню лицо хлопотуна-перестраховщика - кладовщика Степана Кузьмича.
Здесь структурщикам делать нечего, увы. Оборотень - не восставший мертвец. А то прилетели бы на Ми-тридцать девятом, уложили бы во стеклянный гроб и с места начали бы изучение некрохимических процессов.
Придется обождать, коллеги. Недолго, до следующего раза.
За кем приходил оборотень? Лестно думать, что за ним, но если он пас Муратова? Замкнуто на краеведах, их двое осталось - Муратов и Алла. Ну, конечно же!
Сколько времени упущено!
И не экономя, не приберегая сил, Петров побежал.
Не успеть. Столько ошибок и еще одна. Надо было брать Муратова сразу. Но тогда оборотень бы ушел.
Он прибавил, исчерпывая себя до конца. Ни хлеставшие по телу ветви, ни шум собственного дыхания не могли заглушить то, что он услышал, подбегая к базе, - короткий женский крик.
Опоздал.
Перемахнув через ограду, несся вдоль песчаной дорожки, на бегу вставляя в автомат новый магазин, загодя рассчитывая, как лучше оттолкнуться, чтобы не врезаться в две неуклюжие фигурки перед собой - это Никита и Леонид спешили, как могли, то есть плохо, непоправимо медленно, но, пролетая мимо них, он твердо знал, что и сам опоздал безнадежно.
- Я не знала, что это он, - оторвалась от платка Алла, - начала засыпать, и вдруг кто-то вломился, накинулся. И я ударила, он лез и лез, а я била и била, - она снова заплакала.
Муратов лежал у кровати навзничь, клиновидные раны на лбу были страшны лишь на вид, а главная, смертельная, у виска, сухая и бескровная, казалась безобидным мотыльком.