– Папа́…
– Аннушка?
Отец был ей искренне рад.
Первенка, любимица, обожаемая малышка, копия папы…
Именно отец помог ей тогда… помог как мог и как сумел.
Ах, если бы…
Анна пробежала через часовню и повисла у отца на шее.
– Отец, умоляю, выслушайте меня!
– Да, Аннушка?
– Нам надо бежать.
Вот она и сказала это отцу. Сказала без разрешения маменьки. Сказала…
Петер изумленно поднял брови.
– Бежать? Куда и зачем?!
– Отец, разве вы не понимаете, к чему все идет? – Анна едва не плакала. – Они убьют нас, они нас просто убьют…
– Аннушка, дочка, ты просто немного нервничаешь. Но не переживай, как только мы уедем отсюда, сразу дадим телеграмму Гаврюше, и он нам поможет…
Анна согласилась бы себе левое ухо отрезать, лишь бы не посвящать дядю Гавриила в свою тайну.
Она терпеть не могла этого напыщенного, слащавого, заносчивого…
Гр-р-р-р-р!
Каких слов ни подбери, а все мало.
Анна прикрыла глаза и попробовала еще раз:
– Папенька, неужели вы не видите, к чему идет дело? Сначала нас согласились отпустить и даже предоставили поезд, чтобы добраться до побережья. Потом выяснилось, что тетушка Элоиза нас не примет, и мы задержались на неделю. Потом мы решили уехать в Ламермур, но выяснилось, что на путях идет ремонт. И вот в результате мы здесь, в Зараево, и никто о нас не знает. Сюда даже почта не доходит… мы в полной ИХ власти.
Петер ласково погладил дочку по каштановым кудрям.
– Аннушка, не переживай. Нам ведь все объяснили…
– Папенька, им нельзя верить! Умоляю…
Скрипнула дверь часовни.
Анна обернулась – и с одного взгляда поняла: поздно.
Непоправимо поздно.
На пороге часовни стояли двое молодых людей. Обоих она знала, к обоим привыкла. Оба давно уже были среди их охраны… Назовем вещи своими именами: среди их сторожей. Конвоя…
Этих людей волновала не безопасность императорской семьи.
Их волновало, чтобы никто не сбежал, Анна это отчетливо понимала…
Обычно они были…
Нет.
Сейчас они были другими. Напряженными. Будто на взводе, приготовились к прыжку. Словно…
– Пройдемте с нами, жом Петер.
Отец поднял брови.
– Что случилось? Обычно…
– Пройдемте, – повторил еще суше второй, тот, который постарше.
Более молодой (Анна даже знала – его зовут Дима, слышала в разговорах) посмотрел на нее – и отвел глаза.
Словно…
Словно ему было и стыдно, и больно, и сделать он ничего не мог…
Анна прикусила губу так, что ощутила во рту вкус собственной крови.
Неужели?
Неужели – конец?!
– Папенька, я боюсь…
Прильнуть к груди отца.
Она слабая, она хрупкая, она в слезах… и никто не замечает, что из-за пояса отца к ней в руку перекочевал парадный кортик. А там и исчез в складках платья.
Даже отец ничего не сказал. Видимо, растерялся.
А Анну словно какая-то сила вела.
Смерть?
Так хоть не овцой на бойне!
Ей нельзя умирать, нельзя…
Именно ей нельзя, но…
В доме они обнаружили всех родных, собранных в одной комнате. Анна прикусила губу.
Да, похоже…
Вот маман, недовольная – ее оторвали от вышивания. Вот Диди, вот Нини, Мими и Эсси. Растерянные, не верящие в худшее, и…
А вот и новые действующие лица.
Мужчина средних лет, с серым, невыразительным лицом, сидящий в кресле. Полноватый, волосы острижены под горшок, усы щеточкой… лицо лавочника или аптекаря. Лицо совершенно обычного человека, по которому скользнешь взглядом – и не обратишь внимания.
Если бы не глаза.
Они у него светло-карие, и такие…
Анна не сразу подобрала определение.
Такие глаза бывают у человека, которому все равно – убивать или нет. Он будет копать землю и резать людей с одинаковым выражением лица, он не различает.
Он даже не чудовище…
Бывают монстры, а бывают…
Бездушные.
Страшная сказка, рассказанная на ночь.
Бездушный, да…
– Для чего вы побеспокоили нас, жом…
– Жом Хваткий. Можете называть меня так, – откликнулся мужчина, не выказывая желания встать даже из вежливости. Маменька кривилась от такого нарушения всех правил, но пока еще молчала. – Я прибыл сюда, жом Воронов, чтобы сообщить вам о принятом Комитетом Освобождения решении.
– Решении?
– В отношении вашей судьбы, жом Воронов.
– Слушаю вас?
Голос отца не дрожал.
А вот Анна…
Анна украдкой оглядывалась, но выхода не видела.
Они все в одной комнате, двери заперты, рядом с ними стоят солдаты, вооруженные, и снаружи наверняка тоже.
Ах, было бы у нее оружие!