Я начинаю потеть. Буквально. Во-первых, я был околдован этой девушкой, но ничего не могу с этим поделать, потому что она студентка. Даже если она учится совсем на другом факультете. Не имеет значения. Это правило я установил для себя, и я его не нарушу. Я даже редко встречаюсь с девушками в пределах города, хотя ради встречи с ней я бы нарушил это правило и сжег его. Но без разницы, потому что я категорически отказываюсь от встречи с ней.
И клянусь, что она это понимает.
Выражение ее глаз становится холоднее с каждой минутой. Температура в комнате кажется адской, за исключением того места, где ее глаза встречаются с моими. Как будто она приковала свой пристальный взгляд к моему, и кристаллы льда раскалываются в моей душе.
Она резко останавливается.
На середине предложения. Просто останавливается.
Она наклоняет голову. Выражение ее лица становится пустым. В нем нет ни веселья, ни смятения, ни раздражения. Просто жуткая пустота, которая затягивает меня внутрь.
Бриа резко вздыхает. Ее голос сохраняет тот же насыщенный тембр, который я слышал последние двадцать минут, но отсутствие эмоций на лице выглядит жутко.
— Что думаете о моей идее сотрудничать с доктором Ли на тему измерения дыхательной и сердечно-сосудистой активности во время допросов? Считаете ли вы, что попытка дифференцировать эмоциональную реакцию на долговременные воспоминания от кратковременных в показаниях очевидцев была бы ценным элементом проекта?
Я моргаю. Долгое, медленное, моргание.
Подозреваю, что она, возможно, заманивает меня в ловушку. Я был бы готов поспорить на деньги, что доктор Ли нигде не упоминается в ее диссертации. Это было бы доказательством, в котором она нуждается, что я не читал ее черновик. Что бы она с этим сделала, я понятия не имею. Она мало что могла сделать, кроме как заставить меня почувствовать себя еще большим идиотом. Конечно, это будет справедливо. Это я виноват, а не она.
Я вздыхаю. Пора покончить с этим. В любом случае, у меня никогда не будет шанса с этой девушкой. Просто сорви пластырь.
— Послушайте, мисс Брукс…
— Бриа.
— Бриа. Это отличная работа, — ее глаза прищуриваются. — И я вижу необходимость совершенствования не только методов допроса, но и получения данных от очевидцев по различным профилям преступлений. Но…
— Откуда вам знать, отличная ли это работа, доктор Каплан? Вы ее даже не читали.
Черт возьми. Она попала. Прямо в яремную вену.
Каждый мускул в моем теле затвердел, превратившись в пластины брони. Сейчас нет места для болтовни.
— Ты права.
— Почему?
— Я ухожу в творческий отпуск. Он был утвержден совсем недавно. Никто официально еще не заявлял.
— Простите меня, доктор Каплан, но это не причина, — мы смотрим друг на друга слишком долго, пока она ждет, что я поясню. Но я не могу. — Вы все равно могли бы оказывать консультативную поддержку, если бы захотели. Вы согласились с тем, что необходимо провести работу по количественному анализу ответов очевидцев, и все же не потрудились прочитать дальше краткого изложения моей темы, предполагая, что этого хватит. Это приводит меня к выводу, что чего-то в моем тексте было недостаточно. Может, методологии?
— Нет, Бриа. Ничего подобного.
Челюсть Брии напрягается. Ее глаза становятся такими темными и зловещими, что в их глубине виднеется ад.
— Ничего подобного, — повторяет она.
Как мне сказать ей что-нибудь, хотя бы отдаленно похожее на правду? Я ничего не могу сказать. Мне нужно сосредоточить все свое внимание на «Легио-Агни». Мне нужно не спускать глаз с Кэрона Бергера. Потребовалось почти два года работы, чтобы подобраться к нему так близко. Построение схемы, составление профиля преступника, часы, проведенные в погоне за призраком… Никакое количество исследований свидетельских показаний и методов допроса не приблизит меня к разрушению империи Кэрона.
— Мне жаль, Бриа.
Она поднимается, как смертоносный зверь в джунглях.
— Не сто́ит.
Я ожидаю, что она скажет что-нибудь еще. Может быть, что-то колкое, и я это заслужил, честно говоря. Но она этого не делает. Она просто устремляет на меня свой пустой взгляд, перекидывая ремешок своей сумки через руку, вешая ее на плечо. Я бы хотел списать смелость ее реакции на то, что она имеет на это право. В конце концов, есть много студентов, которые думают, что заслуживают большего. Но дело не в этом. Она верит в свою работу. Возможно, это отличная работа, заслуживающая большего внимания, чем те банальности, которыми я ее одарил. И она знает, что я подвел ее, не уделив ее теме должного внимания, независимо от того, был я готов курировать ее в дальнейшем или нет.
Это к лучшему.
Бриа Брукс отступает на шаг от стола. Ее глаза не отрываются от моих еще один шаг, а затем она поворачивается ко мне спиной и выходит из кабинета, не сказав больше ни слова. Дыхание, застрявшее в моих легких, просачивается сквозь сжатые губы. Такое ощущение, что тигр только что вышел из комнаты, унося с собой по коридору всю свою смертоносную энергию.
Хорошо. Ты действительно облажался, Каплан.
Это к лучшему.
…Я так думаю.
Глава 4
БРИА
Гребаный придурок.
Каплан даже не потрудился прочитать мою работу. По крайней мере, не полный документ, это точно. Он признался в этом, когда я загнала его в угол. Он поддерживал мою дискуссию в течение первых нескольких минут, так что предполагаю, что он прочитал краткое содержание, но не более того.
Но почему? Неужели он увидел что-то, чего не смогла увидеть я? Он слишком труслив, чтобы сказать мне об этом? Неужели я пропустила что-то вопиющее? Может быть, мой методологический подход ошибочен, но я слишком люблю свою тему, и не заметила?
Дело не только в этом.
Я время от времени наблюдала за Капланом в течение нескольких недель. Я узнала его в окне кафешки «Дежавю». Почти продолжила идти дальше, но мне хотелось сблизиться, прежде чем мы встретимся в его кабинете. Всего лишь мельком взглянуть.
Но при первом же взгляде, когда я вошла в кафе, я поняла, что хочу остаться.
Мне удалось избежать встречи со взглядом Каплана, хотя я чувствовала, что он прикован ко мне. Украдкой бросала взгляды, когда могла. Горячая, темная энергия волнами исходила от его широких плеч, притягивая меня к себе. И, похоже, пострадала не только я одна. Каплан пытался сосредоточиться на своей работе, но ему это не удавалось, он провел рукой по своим искусно растрепанным темно-каштановым волосам, его мускулы бугрились под рубашкой. Он казался напряженным. Несосредоточенным.
И когда я, наконец, позволила нашим взглядам встретиться, он словно заинтересовался.
Я была очень уверена в этом. В воздухе между нами ощущался гудящий ток, вибрация. Желание. И еще что-то более темное. Казалось, что среди меня еще один хищник, но у него был другой вид голода, который нужно утолить.
Так почему же он был так пренебрежителен, когда мы наконец встретились? Неужели я все неправильно подумала? Когда он пригляделся поближе, смог ли он заглянуть за мою маску? В конце концов, это его дело. Раскапывать души таких людей, как я. Увидел ли он там тьму одним лишь взглядом?
Эти вопросы без ответов горят в моей голове, как тлеющие угли, пока я еду домой. Мне требуется вся сила самоконтроля, чтобы добраться до дома и встать на беговую дорожку, не сгорая в красном тумане ярости. Я пропускаю разминку и просто начинаю бегать.
Ставлю цель: «миля за 06:30 минут».
06:15.
06:00.
Сбиваюсь с темпа на 05:10, скользкая от пота, когда слышу сигнал тревоги возле подъездной дорожки. Нажимаю кнопку аварийной остановки на беговой дорожке и бросаюсь к планшету безопасности на стене, ввожу свой пароль и включаю камеру.