— Да, да. Извини, — говорю я, не сводя глаз с Брии. — Я за рулем. Просто парковался.
— Ладно, отлично. Что ж, ознакомься, я пришлю другие подробности по ссылке, и мы сможем пообщаться, когда будет удобно. Я буду держать в курсе, если мы что-нибудь услышим о Синтии.
— Спасибо… — говорю я, и агент Эспиноза заканчивает разговор.
Я медленно протягиваю руку вперед и выключаю зажигание, и мы сидим в напряженной тишине, пока Бриа осторожно опускает лезвие.
— Прости, — шепчет она.
— За что?, — отвечаю я. Мой голос звучит угрожающе даже для меня самого. — За то, что ты четко знала настоящую личность Кэрона Бергера и его отношение ко мне, но держала это в секрете? За то, что, вероятно, планировала убить его? За причастность к исчезновению нашего ключевого свидетеля? Или за то, что угрожала перерезать мне глотку? Или за все сразу?
Я пристально смотрю на Брию мгновение, которое кажется длящимся несколько часов, а затем выскакиваю из машины, захлопывая за собой дверцу.
— Я не собиралась убивать его, Илай, — говорит она у меня за спиной, когда я направляюсь к домику и вожусь с ключами.
— Конечно, а еще ты не притворялась, что влюбилась в меня, чтобы подобраться поближе к информации о моем брате. Ты делаешь это каждый раз? Трахаешь парней, чтобы приблизиться к своей цели? А еще лучше — трахаешь цель?
— Нет, Илай. Это не так, — говорит она, когда я останавливаюсь на пороге, свирепо глядя на нее сверху вниз. — Я люблю тебя, Илай. Я не знала, кто такой Гейб, до недавнего времени, и я бы никогда не убила его, зная, что это причинит тебе боль. Я не пыталась это сделать.
— Как я могу верить всему, что ты говоришь? Господи Иисусе, Бриа. Ты только что призналась мне, что убила двух человек, а потом достаешь огромный нож неизвестно откуда и приставляешь его к моей шее, пока я буквально разговариваю по телефону с ФБР, рассматривая фотографии моего долбанного мертвого брата, живого и невредимого. И ты это знала. Ты, блять, все это время знала.
— Я пыталась помешать тебе раскрыть им его личность, хотела, чтобы ты сам все сделал, — говорит Бриа, в ее голосе слышится отчаяние. Она следует за мной внутрь, когда я врываюсь в хижину. — Я могу поймать его для тебя, и ты сможешь решить, что с ним делать. Но если ФБР схватит его, он может не выбраться живым, а если и выберется, то проведет за решеткой десятилетия.
Я поворачиваюсь к Брие, и она делает неуверенный шаг назад.
— Так все и будет. Так все работает. Таковы, блять, правила.
— Меня не волнуют правила…
— Очевидно…
— Я хочу, чтобы у тебя была возможность спасти его.
— Единственная, от кого его нужно спасать, — так это от тебя, Ава.
Челюсть Брии сжимается в абсолютной и всепоглощающей ярости. Ее кулак крепчает вокруг рукояти лезвия, но оно остается опущенным вдоль ноги. Но даже сквозь ее ярость я вижу, как разбивается ее сердце, слезы все еще собираются на ресницах и стекают по веснушчатым щекам. Я никогда не видел, чтобы она плакала. Или вообще грустила. Даже в самый трудный момент, когда она была в больнице с Самуэлем. Но потом я думаю о своем брате и всех секретах, которые она хранила, и отбрасываю эти наблюдения в сторону.
— Это ты убила Синтию Нордстром? — спрашиваю я.
Бриа сглатывает.
— Я не знала, что она работала с ФБР.
— Я не это спросил, блять.
— Да, Илай. Да. И других, подобных ей. Других, которые причиняли боль таким людям, как я. Которые наживались на таких людях, как я. Они издевались над такими людьми, как я. Ты знал, что Синтия пыталась завербовать меня в их гребаное стадо ягнят? Это было правосудие, Илай. Справедливость для всех девушек, у которых есть невидимые шрамы, такие же глубокие, как у меня. Я спасаю таких девушек, как я.
Я провожу рукой по лицу, недоверие ложится тяжестью на мои кости.
— Так вот чем ты занимаешься? — спрашиваю я, свирепо глядя на нее сверху вниз. — Ты гребаная серийная убийца?
Губы Брии дрожат. Она качает головой и смотрит на меня так, словно отдала бы все на свете за облегчение от того смятения, что бушует у нее внутри.
— Ты хотел знать правду. Тебе было нужно мое прошлое и мои секреты. Ты сказал, что все равно будешь любить меня. И теперь, когда я впускаю тебя, и ты увидел то, что хотел, ты отвергаешь меня. Думаю, я не единственная, кто солгал, — шепчет она, делая шаг назад, ее рука все еще крепко сжимает рукоять клинка. — Ты всего лишь зритель, не так ли? Ты хотел заглянуть в самое сердце тьмы. Ты хотел увидеть границы дозволенного. А потом ничего не нашел. Как ребенок, играющий с огнем. Ты уничтожил все, а я сожгла весь сарай дотла и освободила саму себя.
Мы пристально смотрим друг на друга. Тишина становится удушающей. Боль от того, что Бриа разваливается на части вне моей досягаемости, так же мучительна, как и предательство, вызванное ее бесконечными секретами и подпольными играми. Моя душа словно сжалась до размеров атома.
Я должен выбраться отсюда. Мне нужно переварить все, что засасывает и топит.
Я отворачиваюсь и поднимаюсь по лестнице, тихие шаги Брии следуют за мной по пятам. Бессловесные мгновения складываются между нами в памятник гневу и потере.
— Скажи что-нибудь, — шепчет Бриа с лестницы позади меня, когда я бросаю свою сумку на кровать, запихивая в нее одежду.
— Я не знаю, что тебе сейчас сказать, использую один из твоих любимых трюков, а? Я подожду, пока ты не нарушишь тишину, Ава…
Даже в ярости оттенок сожаления просачивается из моего разбитого сердца, когда эти слова слетают с моих губ. Я чувствую боль в Брие, когда слова попадают в цель, но я все равно не оборачиваюсь.
— Может быть, Самуэль был прав, — говорит она мягким и нетвердым голосом. — Я не могу никого любить. Но если бы могла, то любила бы тебя. Я бы любила тебя вечно.
Никто из нас больше ничего не говорит.
Я не оборачиваюсь, собирая вещи. Но когда заканчиваю, Брии нигде нет, и волна беспокойства сжимает мое сердце, хотя я этого и не хочу. Я спускаюсь по лестнице, слишком сердитый, чтобы окликнуть ее по имени, но все еще ожидающий, что она будет стоять у кухонного островка или сидеть, скрестив ноги, на диване с книгой на коленях. Но ее нет ни в одной комнате.
Дверь открыта, машина припаркована там, где я ее оставил. Ее сумки все еще наверху.
Но Бриа Брукс ушла.
Глава 32
БРИА
В Царстве памяти я сижу в вольере. Стекло надо мной разбито вдребезги, валяется у ног. Птицы улетели. Я не слышу их криков и песен из-под осколков и шипов металла. Среди медленно увядающих цветов не слышно шелеста крыльев. Есть только один звук, который я не могу заглушить и пока не хочу. Может быть, никогда не захочу. Это проигрыватель пластинок под ветвями вишневого дерева, где цветы рассыпались по дорожке.
«Я люблю тебя, Бриа Брукс», — произносит голос Илая в цикле.
Что-то задевает мою ногу в этой иллюзии, и я смотрю вниз, цветок георгина колышется рядом со мной на слабом ветерке. Я беру его в руки, разглядывая лепестки, конические края которых потемнели из некогда ярко-белых. Я ставлю его обратно, и его уносит ветром.
Поднимается ветерок, принося с собой шепот, с которым я пытаюсь бороться, но не могу. Как усмирить призрака? Как бороться со своим собственным разумом, когда даже не можешь заснуть?
Ты делаешь это каждый раз? Трахаешь парней, чтобы приблизиться к своей цели?
Но если бы я могла, я бы любила тебя. Я бы любила тебя вечно.
Когда я открываю глаза в реальный мир, мои ресницы мокрые и холодные от осеннего воздуха. Я сижу, скрестив ноги, на коврике для йоги, нежные волны озера плещутся о причал. Обычно я нахожу умиротворение в ритме воды, даже когда она слишком холодная для комфортного плавания. Я нахожу облегчение в лучах осеннего солнца, которое не напоминает мне о обжигающей пустыне. Здесь я обретаю покой. Но сегодня его нет.