Только что закончился дождливый сезон, и я думал, что застану свежую траву и сниму золотистых львов на зеленом фоне. Но за несколько недель сухая солнечная погода превратила изумрудную траву в соломенно-желтую. В день приезда я ездил по лесу на джипе, а также ходил пешком и видел издали одиннадцать или двенадцать львов с детенышами. На следующий день моим товарищам попалась интересная «компания» львов, но при мне во второй половине дня появилась только одна львица. На третий день шикари обнаружили в другом месте уже виденных мною одиннадцать львов; мы притащили туда остатки убитого буйвола и привязали его к дереву.
Я примостился на земле за срезанной веткой акации примерно в пятидесяти футах от добычи и набросал для маскировки немного травы. В 11 часов и затем в полдень к этому месту выходила львица, нервно втягивала ноздрями воздух и, постояв возле буйвола, быстро удалялась. Я решил, что она бережет добычу для детенышей. Поэтому мы закрыли тушу от грифов и пошли в гостиницу завтракать.
В половине пятого я опять занял свою позицию за небольшой охапкой травы, которая служила плохим укрытием. Со мной были лесничий и вооруженный шикари. Двое других охотников остались с козой, блеяние которой должно было привлечь львов к добыче — дать им своеобразный «звонок к обеду». Коза львам не предназначалась: как только они появятся, ее отведут подальше, чтобы приманить львов.
Уже почти на заходе солнца из чащи вышел большой лев с гривой. Он уселся около добычи и стал смотреть в нашу сторону. На расстоянии пятидесяти футов я мог хорошо его разглядеть. Видимо, днем он спал, во всяком случае, в течение одной минуты он шесть раз широко зевнул, показав большие, мощные челюсти и крупные острые зубы.
Потом лев поднялся и величественно направился к добыче. Сначала он попытался оттащить ее, но веревка ему мешала. Тогда он оставил ее и направился прямо ко мне. Я сразу вспомнил про мощные челюсти и зубы и подумал, не окажусь ли я его очередной жертвой.
Но по-настоящему меня испугало другое: шикари заряжал свое старое 12-калибровое ружье и я никак не мог решить, какое действие произведет его выстрел — то ли он отпугнет льва, то ли, наоборот, разозлит его.
Я вопросительно посмотрел на лесничего, но он сделал знак, что все в порядке. По-видимому, он знал своих львов, так же как мы в Ассаме знаем своих носорогов, не только по виду, но часто и по прозвищам.
В это мгновение на расстоянии тридцати футов от нас появились пять больших львят; они с любопытством оглядывались по сторонам и выражали явное желание покормиться. Лев прошел мимо них, добродушно обнюхал одного и сделал несколько шагов в нашу сторону, сократив расстояние до 10 футов. Не обращая на нас никакого внимания, он уселся в тени дерева, под которым было и мое укрытие, футах в двадцати, не больше. Слышно было, как он дышал.
Не прошло и минуты, как около добычи оказалась крупная львица и с жадностью приступила к еде. Подошли еще две львицы и два львенка, побольше первых. Семь львят принадлежали двум львицам: вероятно, у одной их было четверо, а у другой — трое; у третьей львицы детенышей не было. Лев с гривой был, очевидно, отцом всех семерых.
Нас окружали одиннадцать львов! Я непрерывно щелкал аппаратом, торопясь использовать последние минуты светлого времени. Издали слышалось рычание еще двух львов.
Один из детенышей подошел слишком близко к добыче, но голодная львица стрелой бросилась на него и сбила его с ног одним ударом мощной передней лапы.
Наша маскировочная загородка была мне по колено, и львы все время нас видели. Один из моих фотоаппаратов довольно сильно щелкал, и каждый раз львы устремляли взгляд в мою сторону, а потом привыкли и перестали обращать внимание.
Благодаря тому что я сидел на земле и был защищен весьма относительно, пребывание в «компании львов» носило характер приключения и, если так можно сказать в данном случае, «интимности». У меня было ощущение, что, поскольку я не трогал львов и не вмешивался в их жизнь, они «приняли» меня, считая хотя и человеком, но безобидным. Львы, которых я видел и фотографировал в национальном парке в Африке из безопасного места, сидя в джипе, произвели на меня меньшее впечатление.
Темнело, и я сделал последний снимок: львица и ее четыре львенка, сидя в траве, ждут, пока подойдет их очередь «поужинать». Все они пристально, но дружелюбно смотрели на меня и были похожи на больших красивых кошек. Впоследствии я показывал в Майсуре этот снимок набивщикам чучел, братьям ван Ингенсам, и один из них заметил: «Похоже на то, что Джи зашел к ван Ингенсам, взял у них напрокат четыре хороших чучела львов и посадил их в траву!»