Группа, которую возглавлял Хаджуриа, привезла оттуда шесть экземпляров лангуров, одного из которых по моей просьбе передали Британскому музею. Официально описав этого лангура как новый вид, Хаджуриа любезно назвал его Presbytis geei, что было принято мною со скромной признательностью.
В докладе Барона, подтвержденном местными органами лесничества, было указано, что золотистый лангур обитает и в более восточных районах, а именно на западном берегу реки Манас. Однако я дважды был в Манасе, в 1949 и 1952 годах, и видел на восточной стороне реки много шапочных лангуров, но золотистых не встречал. Поэтому я отправился в экспедицию в эту часть северо-западного Ассама в холодное время 1959/60 года.
Сначала я вновь посетил Джамдуар на реке Санкош. До места назначения оставалось еще миль сорок, когда дорога внезапно оборвалась. В Индии это довольно обычное явление: в дождливый сезон мост унесен водой, а объезд еще не сделан. Я стал расспрашивать, как лучше проехать, и мне посоветовали свернуть на более длинную лесную дорогу, по которой возят лес, а потом опять выехать на главную дорогу, уже по ту сторону реки.
Раз там проходили грузовики, можно было рассчитывать, что пройдет и наша машина. Но холодное время еще только начиналось, грунт был мягкий, и колеса грузовиков выбили в нем глубокие колеи, только в некоторых местах заваленные валежником. Наша машина с прицепом то и дело застревала, и мы все вчетвером вылезали и принимались толкать ее, вытаскивая из черной вязкой грязи.
Так продолжалось почти дотемна. А тут как раз начался самый тяжелый участок дороги, и машины до половины колес прочно увязли в глубокой выбоине. Вытащить их нам было не под силу. Положение выглядело безнадежным, путешествие казалось каким-то кошмаром. И ни души кругом, просить помощи не у кого.
И вдруг… Я не поверил своим глазам. Лесничий с группой рабочих шел нам навстречу, возвращаясь с работы. В одну минуту они отсоединили прицеп и протащили обе машины, пока дорога не стала лучше. От этого места до гостиницы Бамба, расположенной на той самой речонке, мост с которой был смыт, оставалось не более полумили.
Я сердечно поблагодарил их и попросил сказать мне название реки, из-за которой мы претерпели столько бедствий.
«Это река Хел[60]», — ответил он.
В этот вечер я показал лесничему и другим захваченные с собой цветные фотографии всех трех лангуров: золотистого, шапочного и хульмана. Я объяснил им, что окраска хульмана серебристо-белая, иногда с налетом светло-желтого, а шапочного лангура — рыжевато-коричневая и серая и что название его идет от «шапочки» черных волос на голове. Это помогло мне получить много полезных сведений; самой ценной новостью было для меня наличие в этих местах примерно 10 групп золотистых лангуров, тогда как представители двух других видов здесь не встречались.
Наутро мы снова пустились в путь. Благополучно выехав на главную дорогу, мы без дальнейших происшествий достигли Джамдуара. Там я провел одиннадцать восхитительных дней, наблюдая и снимая киноаппаратом шесть групп золотистых лангуров.
Детеныши в возрасте двух-трех месяцев крепко прижимались к груди матери, и это подтверждало то, что они родились в августе и сентябре. Окраска шерсти у малышей гораздо светлее, чем у взрослых, фактически они были почти белые. С помощью сотрудников лесничества я установил названия различных деревьев, на которых кормятся лангуры.
Оттуда я отправился в Манасский заповедник, в гостиницу в Мотхаргури, чтобы посмотреть, не найду ли я в подтверждение доклада Барона и других следов золотистых лангуров на западном берегу этой реки.
Переехав большую реку на утлой резиновой лодчонке, мы начали осматривать лес на западной стороне и нашли группу лангуров, насчитывающую от 20 до 40 животных; все животные были золотистые. Но они были очень осторожны, а лес гораздо гуще, чем около Санкотпи, так что пришлось отказаться от мысли наблюдать и фотографировать здесь этих животных.
На восточной стороне реки я встретил много шапочных лангуров. Затем я как-то удил рыбу над Мотхаргури и ненароком подсмотрел на западном берегу у самой воды семь золотистых лангуров. Они сидели на камнях и что-то ели. Я переехал реку в резиновой лодке и стал осматривать это место: на поверхности земли выступала соль.
Я быстро расставил свое «укрытие» и проводил в нем ежедневно по четыре часа, с 11 утра до 3 часов дня, то есть то время, когда обезьяны должны были приходить лизать соль. Через три дня появились семь обезьян, в том числе один светлый детеныш, и принялись есть соленую землю. Двое из них пили воду. Наблюдать их с такого близкого расстояния было необычайно интересно.