«Ми-као ми-као», — слышался настойчивый крик павлина, и большие птицы одна за другой взлетали вверх и стайками размещались на ветвях отдаленных деревьев. Запоздалые бабочки и жуки парили в воздухе или с жужжанием устраивались под листочками и другими прикрытиями, которые они облюбовали себе на ночь.
Как всегда в тропиках, день быстро угас. Мои пернатые друзья, несомненно, уже спрятали головы под крылья, а если нет, то вскоре спрячут. С наступлением сумерек на землю в ярде от меня уселось нечто округлое. Это козодой — предвестник ночи индийских джунглей.
«Чук-чук-чукуу», — твердил он. На фоне сухой травы его коричневое тело напоминало камень. Но вот, грациозно расправив крылья, он улетел. «Чип-чип-чип», — раздалось надо мной. Две летучие мыши быстро описывали круги около дерева, хватая на лету не успевших спрятаться дневных жучков или поторопившихся вылезти ночных насекомых.
Мне и раньше много раз приходилось видеть и слышать, как замирает дневная жизнь и вступает в свои права ночь, но никогда я при этом не находился в подобном положении.
Стало совсем темно, но ненадолго. Вот уже над моей головой замерцали звезды, отбрасывая на джунгли рассеянный свет. В эту безлунную ночь они должны были служить мне единственным источником света.
Москиты обнаружили меня не сразу, но когда наконец их разведчики раскрыли мое убежище, им потребовалось всего несколько секунд, чтобы донести о нем в штаб-квартиру. И тогда целые эскадрильи пикирующих бомбардировщиков ринулись на меня. Стараясь перехитрить слишком предприимчивых насекомых, влетевших внутрь дерева, чтобы напиться моей крови, я, выпятив нижнюю губу, сдувал их с лица, а руки спрятал в карманы штанов.
Восемь часов. Я поднимал то одну, то другую ногу, шевелил пальцами внутри парусиновых туфель, чтобы улучшить кровообращение в стопах. На всю ночь обрек я себя на муки, хотя было известно, что этот людоед никогда не возвращался к трупу убитого им человека. Но тут передо мной всплыло заплаканное лицо Балы и выражение лица мертвой женщины, лежавшей так близко от меня, и я понял, что не мог поступить иначе.
Внезапно я насторожился, нервы мои напряглись до предела. Я ничего не видел, ничего не слышал, но так же точно, как свое собственное имя, знал, что людоед рядом. Нервная дрожь пробежала по моему телу. Какое-то неясное, не поддающееся определению чувство предупреждало меня.
Да, без сомнения, тигр поблизости!
Я напряг слух, стараясь уловить хоть какой-нибудь шорох, но было совершенно тихо. Ни олень, ни другое животное джунглей не выдавали криком приближения хищника.
Полная тишина и то, что тигр не торопился к мертвому телу, могло означать лишь одно — его что-то насторожило. Было ли это следствием напугавшего его столкновения с Балой, или же он видел и чуял что-то поблизости? А главное, видел и чуял ли он меня?
Вдруг тишину, длившуюся, казалось, вечность, прервало слабое сопение и шум, производимый тяжестью, которую волочат по земле. Тигр, бесспорно, решил утащить свою жертву. Еще момент — и он уйдет.
Я уже готов был отбросить осторожность, не таясь выставить ружье, зажечь фонарь и рискнуть выстрелить, но внезапно шум прекратился. Неужели тигр унес тело? И тут с другой стороны дерева, сзади, до меня донеслись чавканье и хруст костей.
Все было очень просто. Почему-то тигр перетащил тело на то самое место, где оставил его утром. Может, он решил, что приходивший ранее шакал или гиена сдвинули труп, а может, им руководил инстинкт. Во всяком случае, он явно ничего не подозревал, иначе либо, крадучись, удалился бы, либо поспешил бы унести тело.
Я вздохнул с облегчением, но в этот миг мне ударила в голову мысль: теперь, чтобы выстрелить, мне надо выйти из своего убежища и обойти дерево. Чувства облегчения как не бывало!
Вы помните, что Бала и Кришнаппа постарались загородить меня палками, листьями, вьюнками… Прежде всего надо было удалить их. При этом неизбежно возникнет шум, пусть даже слабый. Если он достигнет слуха тигра, тот убежит или — что гораздо хуже — обогнет дерево, чтобы выяснить происхождение шума, и обнаружит меня раньше, чем я буду готов.
Оставался один выход — дать тигру увлечься едой. Так я и поступил.
Всякий раз, как он разрывал мясо, грыз кости, громко жевал, я тихонько распутывал лианы или вытаскивал палку и спускал к моим ногам внутрь ствола. Так я расчистил себе путь. Потом поднял правую ногу и, чтобы восстановить циркуляцию крови, подержал ее минуту в этом положении, прежде чем поставил по ту сторону дупла. После этого я немного подождал. Хруст костей продолжался. Тогда я, придерживаясь для устойчивости рукой за ствол дерева, очень осторожно поставил левую ногу рядом с правой.