— Расскажи, что ты думаешь о папе и маме, — проговорила я, когда мы двинулись к дому. — Одно мне ясно — ты навсегда покорил их.
— Они очаровательны, — вежливо проговорил он, думая о чем-то другом.
— Жаль, что не было Дэвида и что ты с ним не познакомился, — продолжала я. — Он очень похож на папу — такой же представительный и высокий. Мужчина должен быть высоким, правда?
Продолжая болтать о ничего не значащих вещах, я почувствовала, что мои щеки перестали гореть и сердце забилось ровнее. Мы вернулись в дом через дверь в гостиной. Мама встретила нас приветливой улыбкой. Я знала, что она решила, будто мы воспользовались возможностью уединиться в укромном уголке сада и отдаться радости поцелуя — ведь именно к этому стремятся все влюбленные.
“Она даже не подозревает о том, что происходит на самом деле”, — с горечью подумала я.
Я подошла к пианино. Играла я не очень хорошо, так как у меня никогда не было опытного педагога, однако мне удалось выучить несколько классических произведений, к тому же я импровизировала вполне приемлемо для того, чтобы сделать свою игру приятным фоном для беседы. Я играла с полчаса, пока не настало время идти спать. На Филиппа я не смотрела, хотя знала, что он не раз бросал на меня озадаченные взгляды.
Когда часы пробили половину одиннадцатого, мама встала.
— А вы, дети, еще поговорите? — спросила она.
Я покачала головой.
— Я очень устала. Наша веселая жизнь в Лондоне полностью лишила меня сил. Мне хотелось бы выспаться.
— Хорошо, — сказал отец. — А вы, Филипп, что собираетесь делать?
— Я тоже пойду спать, — ответил он. — Лин права, нам трудно пришлось в последнее время — приемы следуют один за другим, и все для того, чтобы я показал свою невесту. Это ужасно утомительно!
Мы взяли серебряные подсвечники, которые теперь, когда в доме провели электричество, были не нужны, но оставались данью традиции.
— Доброй ночи, дорогая, — сказала мама, прощаясь со мной возле моей двери, и поцеловала меня. — Спи спокойно. Мы с папой восхищены твоим женихом. Он очарователен, я чувствую, что ты будешь счастлива с ним.
— Я уверена в этом, — ответила я.
— Мы оба рады, что ты так быстро встретила хорошего человека, — продолжала мама. — Как мне казалось, в последнее время тебе здесь было очень тоскливо, и я боялась, что после возвращения из Лондона, где ты вела такой веселый образ жизни, мы с папой будем угнетать тебя.
— Я выхожу замуж вовсе не потому, что не хочу возвращаться домой, — с улыбкой проговорила я.
— Конечно, нет, — сказала мама. — Я рада, что все так получилось. Спокойной ночи, девочка моя.
Я сняла платье и аккуратно развесила его. Мне больше не надо было притворяться и держать себя в руках, поэтому я уткнулась в подушку и расплакалась.
Глава 17
Мы вернулись в Лондон в понедельник вечером. Мы предполагали выехать из Мейсфилда пораньше, чтобы успеть к обеду, но все наши планы изменились из-за того, что я, к своему огромному разочарованию, узнала, что в воскресенье викарий, мой единственный и дорогой друг, уехал в какой-то отдаленный приход.
Расстроилась я не только потому, что мне не удалось познакомить его со своим будущим мужем, но и потому, что я лишалась возможности обратиться за помощью в решении самого сложного для меня вопроса к человеку, который так много значил в моей жизни и который в прошлом оказал мне неоценимую поддержку. Поэтому я настояла, чтобы мы дождались викария, который собирался вернуться в понедельник утром, и вместо того чтобы выехать в половине десятого, как намеревались, мы покинули Мейсфилд только в полдень и пообедали в маленьком придорожном отеле.
Но, как часто случается, нам редко удается то, чего мы страстно желаем и к чему стремимся. Против всех моих ожиданий встреча викария и Филиппа прошла неудачно. Мужчины проявляли исключительную вежливость по отношению друг к другу, но было совершенно очевидно, что у них мало общего. Возвращалась я расстроенная. Убеждая себя, что хотела слишком многого, я в то же время понимала, что, по всей видимости, жизнь в Лондоне в какой-то степени изменила мои взгляды, и я увидела в викарии, которого всегда считала великим провидцем, обыкновенного старика-самоучку, изо всех сил старающегося хоть как-то подняться над окружающей его обыденностью.
Всю дорогу домой Филипп пребывал в прекрасном настроении. После нашего первого вечера в Мейсфилде я стала следить за каждым своим шагом и вести себя как ни в чем не бывало, не позволяя проявляться своим чувствам. Теперь же я убедилась, что мое поведение было излишне осторожным, но ведь мне приходилось учитывать не только сдержанность Филиппа, но и свою любовь к нему — любовь, которая с каждым днем становилась все глубже, набирала силу и страстность, временами удивлявшую меня. Как будто я заранее знала, что Филипп будет значить для меня, что он сможет, если пожелает, дать мне. Вопреки здравому смыслу мое тело, повинуясь каким-то скрытым инстинктам, требовало от него отклика, как будто я хотела от него того, что уже было изведано мною.